Легенда

В шатре Ульрика мерцали свечи. Полководец сидел, погруженный в транс, глядя на безголовое тело перед собой, — этого зрелища ему не забыть до конца своих дней. Только что его шаман сидел перед углями — и вдруг красная черта пролегла на его шее, и голова свалилась в огонь, Ульрик, придя в себя, кликнул стражу и приказал убрать труп, но сперва провел своим мечом по окровавленной шее.

— Он прогневил меня, — объяснил он часовым.

Ульрик вышел из шатра под звезды. Сначала легендарный старец с топором, потом эти воины в серебре. И наконец, этот бронзовый дьявол, чье волшебство оказалось сильнее, чем у Носта-хана. Откуда этот холод, леденящий душу? Дрос — всего лишь крепость. Разве он, Ульрик, не завоевал уже сотню таких?

Как только он пройдет в ворота Дельноха, Дренайская империя будет в его власти. Могут ли они устоять против него? Ответ прост — нет. Одному человеку — да хоть бы и дьяволу в бронзе — не сдержать надирских племен.

Но что еще готовит им этот Дрос?

Ульрик взглянул на твердыню Кании.

— Ты падешь! — крикнул он, и голос его прокатился эхом по долине. — Я смету тебя!

В призрачном предутреннем свете Джилад вышел из столовой с миской горячего супа и краюхой свежего черного хлеба. Он медленно прошел сквозь ряды защитников на стене к своему месту над замурованной калиткой. Тоги уже сидел там, привалившись спиной к парапету. Он кивнул Джиладу, присевшему рядом, поплевал на точильный брусок в своей мозолистой руке и снова принялся точить длинную кавалерийскую саблю.

— Похоже, дождь будет, — сказал Джилад.

— Ага. Им труднее будет лезть.

Тоги никогда не начинал разговор первым, но всегда подмечал нечто, упущенное другими. Странная это была дружба: Тоги, молчаливый черный улан, уже пятнадцать лет прослуживший в Легионе, и Джилад, доброволец с Сентранской равнины. Джилад не помнил уже, как они впервые повстречались, — лицо у Тоги было не из тех, что запоминаются. Он просто постепенно привык к тому, что Тоги рядом. Легионеры стояли теперь вдоль всей стены, смешавшись с другими отрядами. Никто не объяснял, почему это так, но Джилад и так знал: легионеры — отборные бойцы и должны скрепить собой оборону. Тоги, заправский вояка, дрался молча. Ни воплей, ни боевого клича — только крайняя скупость движений и редкое мастерство, от которого надиры падали мертвыми или изувеченными.

Тоги сам не знал, сколько ему лет, — знал только, что в юности поступил в Легион конюхом и заслужил свой черный плащ в саулийских войнах. Была у него когда-то жена, но она ушла и забрала с собой сына. Тоги не имел понятия, куда они ушли, и как будто не очень об этом беспокоился. Он не имел друзей, которые заслуживали бы этого: имени, и не слишком уважал свое начальство. Джилад как-то спросил его, что он думает об офицерах Легиона.

— Дерутся они не хуже нас, грешных, — сказал Тоги. — Но это единственное, что мы делаем вместе.

— Как так?

— Они же из благородных все. Ты можешь умереть за них, но одним из них никогда не станешь. Для них мы не люди.

— Друсс не такой, — заметил Джилад.

— Да. — Свирепый огонь сверкнул в темных глазах Тоги. — Друсс — человек. Но это ничего не меняет. Погляди на серебряных витязей, которыми командует альбинос, — деревенских среди них нет. Альбинос — княжеский сын, и прочие тоже все из благородных.

— Зачем же ты тогда сражаешься за них, если так их ненавидишь?

— Ненавижу? Нет, это не так. Просто жизнь так устроена.

Я не питаю ненависти к ним, они — ко мне. Мы понимаем друг друга, вот и все. Мне что офицеры, что надиры — все одно: у меня с ними разная кровь. А сражаюсь я потому, что ремесло у меня такое — я солдат.

— Ты всегда хотел стать солдатом?

— А что мне еще оставалось?

— Мало ли что, — развел руками Джилад.

— Я, к примеру, охотно стал бы королем.

— Каким таким королем?

— Кровавым тираном! — Тоги подмигнул, но не улыбнулся. Улыбался он редко — да и то только глазами.

Накануне, когда на стене явился Бронзовый Князь, Джилад ткнул Тоги локтем и указал на него.

— Новые доспехи ему к лицу, — сказал Тоги.

— Не похоже, что они новые — скорее старинные.

— Лишь бы годились в бою, — пожал плечами Тоги.

Вчера сабля Тоги переломилась в шести дюймах от рукояти. Он бросился на передового надира и, вогнав обломок сабли ему в шею, выхватил у него короткий меч и стал рубить направо и налево. Быстрота его мысли и действий поразила Джилада. После, во время краткой передышки, Тоги взял себе другую саблю у мертвого солдата.

— Ты здорово дерешься, — сказал ему Джилад.

— Наверное, раз я живой.

— Разве это одно и то же?

— На этих стенах — да, хотя здесь гибнут и хорошие бойцы. Но тут еще и от удачи многое зависит. Неумелых, правда, и удача недолго спасает.

...Тоги спрятал брусок в сумку и протер закругленный клинок масленой тряпицей. Сталь сверкнула белым и голубым в свете наступающего дня.

Чуть дальше Друсс шутил с солдатами, стараясь приободрить их. Он подошел к двум приятелям, и Джилад встал, но Тоги остался сидеть. Друсс с развеваемой ветром белой бородой сказал Джиладу:

— Я рад, что ты остался.

— Просто мне некуда идти.