— Тяжелая смерть, — сказал Хогун, когда Рек, отойдя, сел и поднял забрало шлема.
— А ты чего ожидал? — Рек протер усталой рукой усталые глаза. — Он и жил тяжело.
— Скоро мы все за ним последуем. С теми, что остались, нам и дня не продержаться. Город пуст: даже гарнизонный пекарь и тот ушел.
— А что совет?
— Ушли все до единого. Бриклин должен вернуться через пару дней с известием от Абалаина. Думаю, он вручит свое послание самому Ульрику — к тому времени в замке поселится он.
Рек не ответил — да и что было отвечать? Все верно: битва окончена, впереди только бойня.
Подошли молча Сербитар, Винтар и Менахем в изодранных, окровавленных белых плащах — но ран на них не было.
— Вот и конец, — сказал Сербитар, поклонившись Реку. — Какие будут приказания?
— Что я могу сказать? — пожал плечами Рек.
— Мы могли бы отступить в замок, — сказал Сербитар, — но с таким числом мы и его не удержим.
— Значит, умрем здесь. Это место ничуть не хуже того.
— Верно, — подтвердил Винтар. — но, мне кажется, нам дадут несколько часов передышки — Почему? — спросил Хогун, расстегивая бронзовый зажим на плече и снимая плащ.
— Мне кажется, надиры нынче не пойдут больше на приступ. Сегодня они убили могущественного воина, о котором сами слагали легенды. Они устроят пир в честь этого события. А завтра, когда мы умрем, будет новый пир.
Рек снял шлем, подставив прохладному ветру взмокшую от пота голову. На ясном голубом небе светило золотое солнце.
Он вдохнул в себя чистый горный воздух, чувствуя, как сила вливается в усталые члены. Его память обратилась к тем радостным дням, когда он жил в Дренане у Хореба, — далекие дни, они более не вернутся. Рек выругался вслух и засмеялся.
— Если они не станут нападать, мы устроим свою пирушку. Боги, ведь умираешь в конце концов только раз! Право же, это стоит отпраздновать!
Хогун с усмешкой потряс головой, но Лучник, подошедший незаметно, хлопнул Река по плечу.
— Вот это по-моему. Только почему бы не пойти в этом деле до конца?
— До конца?
— Пойдем на пир к надирам. Тогда угощать придется им.
— А ведь в этом что-то есть, Бронзовый Князь, — сказал Сербитар. — В самом деле, пойдем?
— Вы что, обезумели оба? — спросил Рек, переводя взгляд с одного на другого.
— Ты сам сказал — умирать только раз, — ответил Лучник. — Терять нам нечего. И потом, надирский закон гостеприимства защитит нас.
— Нет, это безумие! Неужто вы всерьез?
— Еще как всерьез, — сказал Лучник. — Мне хотелось бы воздать последние почести Друссу. А надирским бардам будет о чем петь в последующие годы. Да и дренайские, думаю, не отстанут. Мне нравится этот замысел — в нем есть поэзия.
Пир в логове дракона.
— А, черт, я с вами, — сказал Рек. — Должно быть, я тоже свихнулся. Когда отправляемся?
Трон черного дерева поставили у шатра, и Ульрик восседал на нем в восточных одеждах из шитого золотом шелка. На голове у него красовалась отороченная козьим мехом корона племени Волчьей Головы, а черные волосы были заплетены в косы по обычаю вентрийских королей. Вокруг него широким кольцом, насчитывавшим много тысяч, сидели начальники его отрядов, а за ними, тоже кругами, расположились прочие воины.
В середине каждого круга плясали надирские женщины, повинуясь неистовому ритму сотни барабанов. В кругу военачальников пляска велась вокруг огромного погребального костра, где лежал Друсс-Легенда со скрещенными на груди руками. И его боевой топор лежал рядом с ним.
За пределами кругов горели бесчисленные костры, и запах жареного мяса стоял в воздухе. Женщины разносили на коромыслах ведра с лиррдом, хмельным напитком из козьего молока. Сам Ульрик в честь Друсса пил лентрийское красное.
Вино не нравилось ему — оно казалось слишком слабым и водянистым человеку, возросшему на крепких напитках северных степей. Однако он пил это вино: поступить по-иному было бы неучтиво, ибо дух Друсса присутствовал на пиру. Рядом с кубком Ульрика стоял другой, налитый до краев, и по правую руку вождя возвышался второй трон.
Ульрик угрюмо созерцал поверх своего кубка лежащее на костре тело.
— Ты умер вовремя, старик, — тихо произнес он. — Ты будешь жить в наших песнях, и еще много поколений будут вспоминать тебя у наших лагерных костров.
Луна ярко светила на безоблачном небе, и звезды мерцали, как далекие свечи. Ульрик откинулся назад, глядя в вечность.
Откуда эта печаль? Что так гнетет его душу? С ним нечасто случалось такое, а уж накануне столь крупной победы — и вовсе никогда.
В чем причина?
Его взгляд вернулся к телу погибшего воина.
— Причина в тебе, Побратим Смерти, — сказал он. — Это твои подвиги превратили меня в черную тень. Ибо во всех легендах помимо героев действуют и черные силы зла. Без них не было бы сказаний. Но я не злодей. Я воин по рождению, защищающий свое племя и желающий создать единую державу. — Ульрик выпил еще глоток лентрийского и вновь наполнил кубок.
— Что-то не так, мой повелитель? — спросил начальник его охраны Огаси, крепкий кочевник, убивший Вирэ.
— Он обвиняет меня. — Ульрик указал на тело Друсса.
— Так, может, зажечь костер?
Ульрик покачал головой.