Легенда

Нет, не переплыть мне Енисея… Почему же я такой

хилый, почему меня угораздило родиться и вырасти в

городе? Эх!.. А я еще когда-то воображал, что сильный.

Сколько раз я занимал первые места на школьных

кроссах!

Настроение мое упало, вдруг стало почему-то тош-

нить. Что-то за последнее время меня часто мутит. Да

это и неудивительно: ешь что попало, когда придется,

к тому же устаешь.

Поплавки всех десяти удочек почему-то потонули —

наверно, размокли. Но Ленька щелкнул языком:

— Порядок! Уже сидят.

Он подошел к удочкам и спокойно вытащил по оче-

реди десять бычков, рыжих, головастых; самый ма-

ленький был с палец, самый большой — с ладонь. Я ах-

нул от изумления.

— Иная рыба глотнула — ну, пошла водить, шу-

132

мит, не соглашается,— пояснял Ленька, наживляя

крючки.— А бычок — парень с крупной головой; взял

крючок и сидит спокойно. Знает: попался. Мы сделаем

так: я буду закидывать, а ты таскай. Они там уже в

очередь построились.

Я не верил своим глазам. Ленька шел впереди, за-

брасывал удочку и клал ее на воду. Я сейчас же брал,

тянул — и снимал бычка. Это было ни на что не похо-

же. После первой же сотни такое однообразное, неве-

роятное ужение превратилось просто в машинальную

работу. Дергали, дергали — ну что редиску в огороде!

Ухи мы наелись до отвала, а потом спали на горя-

чих камнях.

Я проснулся первый. Становилось уже прохладно.

Ленька вкусно храпел, широкогрудый, мускулистый,

как Геркулес в Пушкинском музее. По-прежнему стоя-

ла тишина, шуршали камешки, и Ангара бесшумным

миражем неслась мимо.

Вдали сквозь дымку я только теперь заметил кро-

хотные силуэты шести портальных кранов; крайний —

мой… Точка, островок, пятачок культуры в этом не-

тронутом, диком мире. И меня сюда занесло. Выдер-

жу ли?

Опять меня замутило. Вспомнил про уху, и стало

гадко: в ней плавали разваренные головы, плавники,

а мы хлебали, хрустели головами. Не надо было мне

столько есть… Да, я в школе брал первые места на со-

ревнованиях, а тут оказалось, что я просто малявка.

Вот Леньке дай в руки ружье да ржавый крючок и пу-

сти его на год, на два в тайгу — и он проживет, ничего

ему не страшно; мир для него — дом родной, и строй-

ка для него — игрушка. А я…

От заходящего солнца Ангара отливала лиловым,

зеленым, золотилась. Это было фантастично. Большие

рыбины играли, бултыхались то там, то тут. Над соп-

133

ками огненными крыльями раскинулись вечерние об-

лака. И чем краше становилось вокруг, тем тревожнее

бежали мои мысли.

— Ленька, вставай, пошли, пошли домой!

— Что с тобой?

— Ничего. Пошли домой.

— Да на тебе лица нет! Что случилось?

— Да ничего же! Тошнит…

— Ну-у… Ухи объелся. Погоди, бычков подловим

и пойдем.

— Не хочу бычков! Идем сейчас же! — Я сказал

это таким неожиданно капризным тоном, что самому

стало стыдно, а Ленька захлопал глазами.

Мы пошли через луг к сопкам. На этом лугу росли

мириады фиалок. Меня морозило, мутило, и вдруг ди-

кая резь в животе заставила согнуться.

— Что? — спросил Ленька.

— Давай нарвем фиалок…

— Девушкам? Да? — обрадовался Ленька.— Вот

это придумал!

Он, ничего не подозревая, рвал фиалки целыми пуч-

ками. У меня фиолетовые круги плыли перед глазами,

но я держался. Шли медленно и к закату солнца до-

брались до склона. Здесь новый приступ боли и тошно-

ты заставил меня отбросить букет прочь и присесть на

камень.

Ленька перепугался, засуетился, что-то говорил, а

я заорал:

— Иди вперед! Я отдохну. Иди вперед, говорю!

Он деликатно пошел вперед, поднялся по склону, с

минуту маячил его силуэт с удочками на фоне темнею-

щего неба и исчез.

Я, обессилевший, весь в холодном поту, немного от-

дышавшись, пополз за ним. Ленька сидел, поджидая

меня, в траве. Отсюда открывался, как и с портального

134

крана, необозримый вид на серебристую ленту Анга-

ры, на необъятные вечерние дали, покрытые тайгой

сопки.

— Ленька, Ленька! — сказал я, задыхаясь.— До-

стань мне денег! Я уеду в Москву. Я вышлю тебе отту-

да, клянусь, честное слово!

— Ах, ты! — прошептал Ленька.— Да что же с то-

бой? Толик, да что ты?

— Достань мне денег, прошу тебя, умоляю тебя!

Я уеду сегодня, сейчас же, я не могу так больше, я не

могу! Я домой хочу!

— Ну-ну… Да не надо, успокойся! Это тебе бычки…

— Выбрось их, я не могу их видеть!

Он взглянул на меня и послушно бросил связку

бычков в траву.

— Ленька, мне нужны деньги! Ленька, Ленечка,

голубчик! Двести рублей на общий билет, иначе я пеш-

ком побегу. Я не гожусь, я пропаду. К черту! К черту!

Двести рублей!

Ленька облапил меня за плечи ласково и неуклю-

же.

— Толик, родной!.. Да ведь денег-то… нет. Нет де-

нег. Ни у кого нет. Достать нельзя… Потерпи. Ты пере-

силь себя. Ах ты боже мой! Держись, пересиль. Пони-

маешь? Тебе плохо, а ты упрись. Ну, поругайся…

Слышь, хочешь — ударь меня? Бей! Ну, бей! Не бойся,

мне ничего!

Он уже не знал, как вести себя, что сказать мне, ка-

призному, избалованному дитяти, как ответить на та-

кую выходку.

— Ты же пойми: уехать — это можно. Получишь

аванс, на вокзал — да и дома. Да только дашь себе по-

блажку раз — всю жизнь поедешь на поблажках, ставь

крест! Идем лучше домой, возьми себя в руки. Эх, не

надо было тебе бычков есть! Пошли… Заработаешь де-

135