Легенда

Честно говоря, я никогда не был книжным червем. По крайней мере, чтение большую часть жизни ассоциировалось с работой. Пока не приехал Денис со своей библиотекой и не обосновался в доме Августа и брата. Я часто к ним заходил, и почти каждый раз Алек со своим соседом рано или поздно заводили разговор о прочитанном, сыпали цитатами и ссылками, которые я не понимал. Денис искренне удивлялся моему невежеству – ему было невдомек, что в мире есть люди, которые крайне редко берут в руки книги. Я, к своему стыду, относился именно к такой категории. Потом брат, которому надоело меня просвещать, стал настойчиво рекомендовать любимые произведения. Я вначале отнекивался, но как-то во время ночного дежурства, когда все сообщения в мессенджере были прочитаны, а ленты в соцсетях изучены вдоль и поперек, заскучав, все-таки сдался и начал читать. Ночь пролетела незаметно. Так я и подсел на чтение.

Год за годом я скрупулезно собирал свою библиотеку – и теперь могу гордиться ею. В ней есть и роскошные издания, которые нанесли ощутимый урон семейному бюджету, и рабочая литература, и классика, и современные авторы, и книжки, с которыми росли мы, а потом они перешли моим детям. Но самыми дорогими остаются книги брата – они занимают всего одну полку, и я не раз перечитывал их. Он не был аккуратен, и часто загибал уголки страниц, корешки у многих погнуты; у пары книг рассохся клей, которыми скреплялись листы, и теперь они буквально рассыпаются в руках; на страницах можно обнаружить пятна, происхождение некоторых из них остается для меня загадкой. Ну, и та книга, которую он читал перед исчезновением – он где-то раздобыл большую скрепку, и ее оттиск за эти годы буквально пропечатался на нескольких страницах. Каждый раз, раскрывая ее на этом месте, я пытаюсь понять, о чем он тогда думал, вычитать между строк ответы на вопросы, которые преследовали меня все эти десять лет. Что он тогда чувствовал? Повлияли ли на его решение эти слова? Я стараюсь представить себе тот день – вот он просыпается, как обычно, рано утром, зажигает маленькую лампу-прищепку, которую пристроил в изголовье, нашаривает под кроватью начатую накануне книгу, открывает, погружается с головой в выдуманный мир, а потом кто-то – скорее всего, Август, зовет его. Он встает, одевается, бросает раскрытую книгу на постель, а когда приходит время ее заправить – еще один его пунктик, торопливо ищет, чем бы отметить место, на котором остановился. Озирается в поисках подходящего предмета, замечает стопку моих бумаг, выдергивает скрепку и решает, что она идеально подойдет для роли закладки. Захлопывает книгу, прячет под подушку – там я ее и найду.

Да, понимаю, что моя вера выглядит по-детски наивной – что брат вернется, чтобы дочитать начатое десять лет назад. Я никому об этом не говорил. Лишь однажды обмолвился жене – и потом весь день ловил на себе ее взгляд, исполненный жалости и нежности. Но эта книга должна притянуть его домой. Я в этом убежден.

В первые дни после переезда в дом на окраине брат казался слишком усталым, чтобы думать о чем-то другом. Это было не физическое утомление, с телом у него все было в порядке, в этом плане он был практически здоров – формулировка, которую я крайне редко использую в отношении своих пациентов. Мне кажется, что он был истощен, вымотан до предела – у него устала душа. Он слишком многое вынес за эти годы, что в городе, что в деревне, и в конце концов, этот груз тяжелым камнем лег на его сердце. Я несколько раз пытался поговорить об этом, но он постоянно уходил от ответа. Брат никогда не верил в целительную силу общения. И каждый раз терпеливо объяснял свою точку зрения, что человек сильнее всего, когда он надеется только на себя, а не перекладывает свои проблемы на других. Я пытался его переубедить, но он из тех людей, у которых всегда заготовлен ворох неопровержимых и логически обоснованных аргументов. Брат свято верил в силу разума и игнорировал чувства, в первую очередь, свои собственные. Может, это и довело его до такого плачевного состояния, в котором я обнаружил его в тот летний вечер.

Неделя пролетела быстро, Алек вел себя образцово – не срывался на свои изматывающие пробежки, проводил время дома, ел по четыре раза в день, засыпал и просыпался в человеческое время. Даже кошмары оставили его в покое, чему особенно радовался Август – он-то прекрасно знал, насколько сложно жить с нарушениями сна. Спустя столько лет я понимаю, что тогда оценивал ситуацию с точки зрения врача, а не брата и друга. Перечитываю написанное – да, так и есть. Потому что мне в первую очередь было важно его здоровье, и я надеялся, что остальное выправится само собой. Точнее, я верил, что когда все наладится, Алек сам разберется со своими проблемами.