Легенда

— Мы недолго, — и захлопнула дверцу.

Он смотрел на ее темную фигуру. Лу повернула ключ в замке, и Скотт услышал, как, щелкнув, кнопка опустилась.

Бет в нетерпении буквально потащила мать за руку через дорогу, и они вышли на переполненную людьми ярмарочную площадь.

Какое-то время Скотт сидел, спрашивая себя, зачем он так настаивал на том, чтобы ехать с ними, хотя с самого начала знал, что ему придется остаться в машине. Причина была очевидна, но он не хотел признаться в этом себе. Он кричал на Лу, пытаясь скрыть стыд, который испытывал: оттого, что вынудил жену уйти из бакалейной лавки, оттого, что ей пришлось оставаться дома, поскольку другую няню для Бет она не решилась нанять, и, наконец, оттого, что его поведение заставило ее написать родителям и просить у них денег, — вот почему Скотт кричал на Лу и настаивал на том, чтобы ехать с ними.

Потом он встал на сиденье и подошел к окну. Подтащив лежащую подушечку, залез на нее и прижался носом к холодному стеклу. Скотт смотрел на аттракцион мрачным, безрадостным взглядом, выискивая Лу и Бет, но они уже растворились в медленно двигающемся людском море.

Он глядел на вращающееся чертово колесо, на людей, сидящих в раскачивающихся из стороны в сторону маленьких креслах, которые крепко держались за предохранительные поручни. Скотт взглянул на мертвую петлю: ее две гигантские «руки», поднимая переворачивающиеся вниз головой кабинки, неслись, скрещиваясь, как часовые стрелки. Он смотрел и на плавно крутящуюся карусель и, вслушиваясь, едва разбирая ее гремящую, дребезжащую и скрипящую музыку. Это был другой мир.

Когда-то давно мальчик по имени Скотт Кэри сидел на другом чертовом колесе, вздрагивая от сладкого ужаса и крепко держась за поручни побелевшими ручонками. Крутя баранку, как шофер, он катался на маленьких машинках. Замирая от страха и восторга, крутился, переворачиваясь снова и снова, на мертвой петле и чувствовал, как сосиски и воздушная кукуруза, леденцы и газировка, мороженое и пирожные смешиваются в животе. И Скотт мысленно прошелся по блестящей грезе других аттракционов, наслаждаясь той жизнью, которая воздвигала на пустыре такие чудеса за одну ночь.

«Почему я должен сидеть в машине?» — спрашивал он себя. А если люди увидят его? Они примут его за потерявшегося ребенка. А дети, если они и узнают его, что с того? Он не собирается сидеть в машине, вот и все.

Единственная проблема заключалась в том, что он не мог открыть дверцу. Было трудно и наклонить переднее сиденье, и перелезть через него. Он не смог поднять ручки дверец и все дергал их, больше и больше злясь. Наконец пнул серую, в полоску дверцу и навалился на нее плечом.

— Вот черт, — проворчал Скотт и в порыве раздражения, крутнув ручку, опустил окно. Несколько секунд посидел на его краю, беспокойно болтая ногами, которые обдувал холодный ветер. Его ботинки ритмично постукивали по металлу.

— Я все равно пойду. — Зацепившись за край, он развернулся и, медленно распрямляя руки, повис над землей. Осторожно опустил одну руку, ухватился ею за ручку с внешней стороны и прыгнул.

«Ох!» Его пальцы соскользнули с гладкого хромированного металла, и Скотт, ударившись о борт автомобиля, мешком повалился на землю. На секунду он испугался, поняв, что не сможет забраться обратно, но страх быстро прошел: Луиза скоро вернется. Скотт обогнул машину, спрыгнул на мостовую и двинулся по улице.

Он отскочил назад, когда рядом проревела машина. Она пронеслась не меньше чем в восьми футах от него, но ее шум почти оглушил его. Даже скрип песка под ее колесами отзывался в ушах небывалым грохотом. Опомнившись, Скотт быстро пересек улицу, запрыгнул на высокий, ему почти по колено, тротуар, забежал в безлюдное место за палаткой. И, перейдя на шаг, двинулся вдоль темного, волновавшегося под порывами ветра брезента, слушая шум ярмарки.

Какой-то мужчина вывернул ему навстречу из-за угла. Скотт замер, и тот прошел, не заметив его. Что вообще свойственно людям? Они хотя и смотрят вниз, но замечают только кошек и собак. Когда мужчина повернул на дорогу, Скотт двинулся дальше, ныряя под растяжки, удерживающие палатку.

Столб бледного, пробивавшегося из-под тента света лег на дорожку и остановил его. С щекочущим нервы любопытством Скотт посмотрел на обвисавший брезент. Потом, поддавшись внезапному порыву, опустился на колени, лег грудью на холодную землю и, приподняв уголок палатки, проскользнул под него и стал смотреть.

Он увидел перед собой круп двухголовой коровы. Она стояла в засыпанном соломой, огороженном канатами стойле, уставясь на людей четырьмя блестящими глазами. Она была мертва.

Первая за последние месяцы улыбка тронула его всегда напряженное лицо. Если бы Скотт составлял список тех вещей, которые он мог бы увидеть в палатке, то где-то в самом конце он, возможно, и записал бы стоящую задом к нему мертвую двухголовую корову.