Эльза не могла справиться с колдуньей. Лицо побагровело, нестерпимая боль заполнила ее до краев, не позволяя помыслить ни о чем другом - только об острой, разрывающей ее на куски боли. Эльза где-то глубоко в подсознании понимала, что ее жуткие страдания есть результат внушения, что боли как таковой нет, и она окончательно уйдет, стоит от нее абстрагироваться. Но каждый новый импульс боли заставлял ее отбрасывать спасительную мысль.
Увидев это, Виллем поднял шпагу седовласого колдуна и уже готов был нанести удар, прикончить проклятую ведьму, как та стремительно переместилась, очутившись слева от него, и всего-навсего коснулась его плеча. Сокрушительная боль взорвалась, словно пороховая бочка или целый пороховой склад, распространившись от плеча по всему телу. В ушах загудело, перед глазами запрыгали искры, и писарь перестал отдавать себе отчет в том, стоит ли он на ногах или лежит на полу. Несмолкаемая боль даже вынудила его задуматься, а не умер ли он вдруг. Но когда зрение восстановилось, он понял, что по-прежнему жив и превратился в слабого, беспомощного очевидца безумной схватки. К нему медленно спускался колдун с жестоко изуродованным лицом.
В какой-то момент Эльза Келлер решила, что сейчас распрощается с жизнью. Боль вновь захватила ее, но тут же затушевалась воспоминаниями о сыне и распалившимся желанием во что бы то ни стало выжить. Она подумала, что стоит ей сдаться, как гибель будет вопросом времени, а за этим не останется ничего, кроме вечного ада. Никакого Высшего суда. Прямиком в преисподнюю за чужие грехи. Ей уже не представиться возможность встретить своего маленького мальчика на небесах, где он терпеливо дожидается родителей в окружении добрых ангелов, но без любимой мамы. Эльза испугалась, что никогда уже не взглянет на сыночка, испугалась сильнее, чем новой атаки ведьмы, сильнее, чем гибели всех путников. И боль отступила.
Эльза перехватила удерживавшие ее руки колдуньи, сжала их и вывернула, чтобы освободиться. Ведьма ненадолго отступила и, переместившись за спину женщины, сразу же вцепилась ей в волосы. Сначала она собрала остаток сил и атаковала Эльзу, внушая ей физическую боль, а когда это не принесло ожидаемого результата, повалила и занесла кулак для мощного удара.
Жена мельника ровным счетом ничего не почувствовала, лишь услышала короткое шипение и распознала неприятный запах подгоревшего мяса.
Язвительно посмеиваясь над обоими противниками, Николаус-воин одним четким, доведенным до совершенства движением отразил и выпад купца, и размашистый удар юного фон Граусбурга. Михаэль Бреверн был так близко от него, что колдун выпустил из руки огненный хлыст, обрушивая его сверху вниз туда, куда купец просто обязан был отскочить. Вместо этого магическое оружие, с шипением разворачиваясь из плотно сжатого жгута, буквально срезало лицо колдунье, ушло ниже, отсекая левую руку по локоть.
- Госпожа! О нет! - оглушительно заверещал горбун, не услышав с каким глухим стуком падает тело его возлюбленной.
Словно в ответ ему, клекот ястребоголовых слуг ангела смерти стократно усилился.
Глава пятьдесят первая
Надсадно кашляя и все еще четко ощущая на шее холодные пальцы погибшей колдуньи, Эльза Келлер понемногу приходила в себя, когда мимо нее промелькнул горбун, забывший о хромоте и ни на что не отвлекавшийся, кроме тела своей госпожи. Колени его подогнулись, он рухнул к трупу и завыл от нестерпимой тоски, лишившей колдуна рассудка.
Ни на колдунье, ни около не виднелось ни капли крови, поскольку смертоносный огненный хлыст Николауса-воина прижег раны. Но и при этом нужно было быть явно не в себе, чтобы счесть колдунью не мертвой, а лишь раненой.
Горбун застыл, его полный безумия взгляд зашарил по темному подземелью, ни на ком из людей подолгу не задерживаясь.
- Рейхенштейн, - прошептал он себе под нос и затем зычно крикнул: - Где Рейхенштейн? Он должен излечить госпожу! Рейхенштейн!
Седовласый князь не видел гибели колдуньи - только почувствовал. Впрочем, предпринимать каких-то решительных действий он не мог, поскольку один на один схватился с мельником. Колдун осторожничал, ибо был вооружен коротким ритуальным кинжалом, в то время как Хорст Келлер завладел его шпагой. Мельник имел самое отдаленное представление о фехтовании, и тем обиднее и нелепее была бы смерть князя от собственного острого клинка, который сжимала рука деревенского рохли.
Крик горбуна, искавшего колдуна Пауля, отвлек князя, и он едва не поплатился за это. Пытаясь пронзить седовласого, Хорст сделал выпад, каким в его представлении должен был выглядеть этот вариант атаки. Не отыскав глазами худого чародея, горбун обратился к князю, и в его голосе явственно звучали нотки, свойственные зареванному ребенку, жалующемуся отцу на своего обидчика:
- Господин, посмотрите, Рейхенштейн где-то спрятался. Пожалуйста, прикажите ему вылечить госпожу Эльзу.
- Оставь ее, идиот! Она мертва, - отрезал седовласый князь, уворачиваясь от очередного неловкого, но сильного удара Хорста Келлера.