Легенда дьявольского перекрестка

- Видите ли, оно неудобно для читателя, - нисколько не оправдывался Илларион Терентьевич. - К тому же одно дело упомянуть в книге Авраама и Иосифа, но совсем другое - присвоить ангелу смерти имя, происходящее из иудейских верований. Обязательно найдется кто-нибудь шибко грамотный, этому знающему не понравится, он возопиет, как младенец на крещении, и чего доброго пожалуется. Мы маленькое издательство и всячески пытаемся избегать конфликтов, которые дорого обходятся. Сейчас такие времена, что и за меньшие вольности могут весь тираж изъять, да еще долго придется объясняться. А на книге вашей поставят крест раз и навсегда. Сомнительное удовольствие, разве нет?

- Извините, - уперся Николаус, - изменение имени никак нельзя допустить.

- Отчего же? - изумился Пажитный, показывая за спиной кулак фыркнувшему секретарю.

- Потому что именно это имя предпочитает ангел смерти.

Секретарь фыркнул громче и на этот раз угроз от издателя не получил. Илларион Терентьевич, туповато глядя на молодого человека, ухватил ус нижней губой, затащил в рот выбившийся волосок и принялся его мусолить, покусывая. Кое-как он выдавил из себя по слогам:

- Вы в этом точно уверены?

В комнате стало жарковато, и Пажитный непроизвольным движением оттянул воротничок. Ему показалось, что под потолком пролетела тень, потом прошмыгнула по полу и перескочила на обои. Илларион Терентьевич присмотрелся как следует и заметил неладное: стена будто пошла трещинами, через которые пробивалось свечение неясной природы. Тут же захрустели обои, за ними посыпалась штукатурка, и куски стены с шумом полетели на пол под мощным напором струй густого дыма. Пажитный услышал, как обломки стены застучали по его обуви и отскочили под стол секретаря. Он поднял глаза, уже не обнаружив на стене никаких повреждений.

Илларион Терентьевич открыл рот, еще не зная, что скажет, да так и остался стоять. Ноги предательски задрожали, подогнулись в коленях, а пятки жгло, притом что его самого кидало то в холод, то в жар, то опять обдавало морозцем. Голова закружилась.

Рядом с юным риттером Николаусом фон Граусбургом стоял Малах Га-Мавет. Он расправил крылья, обернул ими молодого человека, и оба исчезли.

Пажитный протер глаза и, можно сказать, вернулся в сознание, лишь когда секретарь осведомился:

- О-о, уже проводили? Желаете чаю, Илларион Терентьевич? С вашими любимыми эклерами. В глазури.

- Гриша, - осторожно, словно боясь словами поцарапать горло, начал Пажитный, - а это сейчас что было?

- Где? - не понял секретарь, но решив, что речь идет об ушедшем посетителе, отмахнулся: - Ой, Илларион Терентьевич, очередной сумасброд. И с кем только вам не приходится дел иметь. Ведь не позавидуешь. Кому порасскажи, чего доброго не поверят.

- Не поверят. Это точно, - пробубнил себе под нос издатель, подойдя к окну и выглядывая на улицу, с надеждой ожидая увидеть там отъезжающего юношу. - Значит, ангел смерти предпочитает именно это имя?

На широком карнизе стояло небольшое блюдо с четырьмя пирожными, прикрытыми салфеткой, а около него сидела огромная, смахивающая на ястреба птица, на шее которой беспорядочно топорщилась полоска бледно-рыжих перьев.

декабрь 2013 - июнь 2014