Легенда дьявольского перекрестка

Седовласый замолчал, и колдуны настороженно осмотрелись. Потолка не было. Стены трактира по-прежнему дрожали, а пробегавшая по ним рябь, будто на поверхности воды, на короткие мгновения делала их полупрозрачными. За стенами метались тучи снега, гудел ветер, а позади всего этого не было совершенно ничего. Только пустота, не имевшая границ точно так же, как не имевшая какого-либо цвета. Пустота окружала маленький клочок пространства, вырванного из реальности, отделенного от любого из измерений. Перекресток миров, созданный колдунами и на протяжении нескольких часов складывавшийся из частей иных реальностей в единое целое, окончательно оформился и захлопнулся, словно ловушка.

Глава седьмая

Михаэль Бреверн расспрашивал толстого коротконогого нотариуса:

- Вы точно все здесь осмотрели?

- Все закоулки. До того как приехали Келлеры, я битых два часа кружил по трактиру, снова и снова заглядывал в помещения.

- А как же остатки еды, вещи?

- Скажу вам больше: в кухне выкипела похлебка и сгорела полная сковорода мяса, но сгорела так давно, что от запаха гари не осталось ни следа.

- В комнатах наверху я обнаружил чьи-то вещи и одежду, - отметил Хорст, разнося по столам толстые невысокие свечи на глиняных подставках.

- Наверху, - подскочил Пауль. - Наверху я видел нечто странное. Даже не странное, а откровенно пугающее. В одной из комнат постель была примята таким образом, будто в центре только что лежал человек, укрывшись одеялом. Стоило мне приблизиться и дотронуться до края постели, как она приобрела обыкновенный вид, а одеяло, могу поклясться, само собой...

- Само собой застелило кровать?

- Да, застелило! - фыркнул Пауль, в негодовании приближаясь к сидящему за столом Михаэлю, который даже в такой позе, казалось, возвышался над бедным истеричным нотариусом. - Вы хотите уличить меня во лжи, сударь?

- Как же вас теперь уличишь, постель-то уже приобрела обыкновенный вид.

- Прошу, господа, увольте меня от общения с Михаэлем Бреверном.

Ему не ответили, и растерянные путники расселись за столы, отодвинув от себя остатки еды и кружки с чем-то недопитым бесследно сгинувшими постояльцами. Только Хорст по-прежнему суетился у печи.

Нотариус не мог обходиться без внимания и принялся описывать свои злоключения с нападением на карету. Он уже в конец всем надоел повторением одного и того же момента с разрываемым на части возницей, когда слово как-то перешло к Хорсту Келлеру.

Хорст представился мельником из этих мест, хорошо знакомым с хозяином и хозяйкой постоялого двора. На это путешествие его толкнула беда, приключившаяся с Эльзой.

- Супруга приболела. Чего мы только не перепробовали, но наши местные врачеватели хуже коновалов - у самих сопли до колен, зато других от простуды лечат. А тут услышали о молодом докторе в Зеенвице, у которого и знать не гнушается лечиться. Говорят, многим помог. Берет, правда, за свою работу немало, но ценник устанавливать - это его дело. Нам главное, чтобы лечение помогло.

Хорст, поглаживая Эльзу по плечам, подчеркнул, что здоровье жены для него важнее, да и пока они в состоянии расплатиться, экономить на самом важном не следует.

- Господь не подскажет, что случится завтра. Обо всем следует заботиться самому. Лучше потратиться сегодня, имея монетку в кошельке, - закончил он, - чем остаться назавтра нищим и немощным от болезни.

Затем внимание переключилось на Виллема. Все путники заметили в его речи акцент - легкую особенность в произношении, никак не свойственную мекленбургским жителям. Задать же вопрос напрямую решилась только Эльза Келлер.

Виллем немного повилял, скорее, для приличия, чтобы подчеркнуть скромность, но потом признался, что родом из южного княжества, а в мекленбургских землях оказался случайно, никуда определенно не направляясь. Неохотно он рассказал, что некоторое время служил в городском совете писарем, но бургомистр за что-то невзлюбил его и вынудил убраться подальше.

- Должно быть, дело в неразделенной любви и кознях со стороны бургомистра, - вздохнула Эльза Келлер, когда Виллем наотрез отказался пояснять хоть что-то о своем изгнании.

- Нигде я особо не пригодился. Там, где есть подходящая для меня работа, уже имеются свои писари, а там, где писарей нет, сама грамота не пригодится человеку за всю его жизнь.

- Мы пожинаем плоды раскола, - горестно всплеснул руками Пауль Рейхенштейн. - Важные должности и умные грамотные люди уже не нужны в империи. Вот господа, результаты церковного разобщения, оставленного нам еретиком Лютером. И толи еще будет, если ересь Кальвина проникнет к нам и устоится.

Николаус недоуменно посмотрел на нотариуса и заметил:

- Довольно странными выглядят ваши слова для Мекленбурга.

- Почему? - озадачился Пауль.

Сделав Паулю и Николаусу предостерегающий знак, Михаэль не позволил истории Виллема прерваться, и тот закончил: