Легенда Кносского лабиринта

Так же внезапно он отталкивает меня прочь, стремительно наклоняется, и подхваченная с земли набедренная повязка летит мне в лицо. Пальцы, кажется, немного дрожат, пока я пристраиваю на бедрах клочок ткани. Ни слова не говоря, неожиданный гость отворачивается и идет прочь, и я тащусь за ним, как привязанный, даже не подумав забрать хитон и сандалии.

Грозовое молчание окутывает нас осязаемым облаком всю дорогу до дома. Я хмыкаю, поймав себя на этой мысли, и получаю короткий злой взгляд со стороны своего спутника. Или тюремщика? Хороший дом нашел себе наследник афинского престола, крепкий. Живым бы отсюда уйти. Дверь хлопает - излишне громко на мой вкус - и мы снова встаем друг напротив друга, готовые начать смертельный поединок.

- Что ты себе позволяешь, щенок? - шипение разъяренной змеи.

- А что мне было делать? Я хотел поговорить с тобой, но у тебя, видимо, были занятия поинтереснее.

- Замолчи! Или ты умеешь думать только тем, что болтается у тебя между ног? Может, стоить избавить тебя от этой обузы - авось, голова заработает?

Злость, утихнувшая было, смоляным варом клокочет в глотке.

- А тебе-то какое дело? Или завидуешь? Свое хозяйство оторви да на стенку повесь - все равно пользы никакой, только и остается, что за другими подглядывать, - глупые слова вызывают желание вытереть рот. Что со мной?

- Завидую, значит, - голос опасно понижается, хотя куда уж больше. - Ты видел, к чему приводит мой гнев - там, на песочке... Так вот, любовь действует точно так же. Женщина, побывавшая у меня в постели, больше ни на что не годится - разве что добить из жалости. Сегодня, вернувшись к себе, я обнаружил в купальне парочку шлюх. Девочки вцепились в меня как собаки в кусок мяса.

- Ты их... они...

- Они живы, если ты об этом. Я не успел снять маску, и до ложа мы не дошли. Но мне пришлось потратить некоторое время на то, чтобы выяснить, как они сюда попали. Это оказался сестричкин подарок - как мило с ее стороны скрасить мне одинокий вечер. Потом я сразу отправился искать вас.

- Но... зачем? Что плохого в том, что мы...

- Зачем? Сопляк, ты так ничего и не понял! Думаешь, Ариадна жить без тебя не может? Ха! Она собиралась тебя приворожить, еще чуть-чуть, и было бы поздно!

- Она собиралась - что? - маленькие молоточки постукивают в висках.

- Тьфу, тупица. У тебя там, на поляне, голова кружилась? В светильниках было любовное зелье, дурманящее разум. Хотя было бы что... ладно. Если после соития мужчина выпьет вина с каплей такого зелья - дело сделано. Ты бы больше не смог обходиться без своей возлюбленной.

Видя мои круглые от изумления глаза, Астерий коротко хмыкает.

- Нет, это не навсегда - действует всего пару дюжин дней. Но, чтобы не видеть, как ты превращаешься в живой труп, мне пришлось бы поселить вас вместе, причем у себя, иначе трупом тебя сделал бы кто-нибудь другой. А мне и одного идиота здесь более чем достаточно. Ну, о чем еще с тобой поговорить? Спрашивай, потому что мне до сих пор нестерпимо хочется тебя выпороть, но это желание слегка ослабевает, пока я болтаю языком. Или мне уже перестать сдерживаться?

Кровь приливает к щекам, на мгновение темнеет в глазах. Безумие, наконец-то, выпрямляется во весь рост, расправляет плечи и властно толкает меня вперед. В одно движение я оказываюсь перед Астерием и сдергиваю прочь ненавистную маску. Он потрясенно замирает и затем зло выплевывает прямо мне в лицо:

- Совсем ополоумел? Жить надоело?

Но теперь уже я наматываю золотистые волосы на руку и ухмыляюсь, глядя в расширившиеся зрачки:

- Ты обещал ответить на мой вопрос. Женщины, побывавшие у тебя в постели, больше ни на что не годятся... а мужчины? - и, не дожидаясь ответа, целую - почти кусаю - удивленно приоткрывшийся рот. Я болен, я безумен, но безумцы - под защитой богов, и мое оскорбленное божество ничего не сможет мне сделать.

Наконец Астерию удается отшвырнуть меня на ложе, но вместо того, чтобы подобрать маску или свернуть мне шею, он нависает сверху. Я не знаю, чего ждать от него. Я пьян своим сумасшествием, полон им до краев, и ясно вижу, как синий лед в чужих глазах идет трещинами, и сквозь эти трещины наружу пробивается неистовое пламя. А потом я не вижу уже ничего, только чувствую это пламя везде, в каждом уголке собственного тела, которое захлебывается восторгом, болью, обреченностью и надеждой. И я кричу - громко, бесстыдно, отчаянно, потому что больше не могу держать в себе эту аидову смесь:

- А-а-а-сте-е-е-рий!

Антистрофа пятая. Минотавр.

Мне кажется, теперь я знаю, как живется приговоренному к смерти. Пусть не было суда - архонты не поднимались на священный холм, жрец не кропил собравшихся поросячьей кровью, истор не оглашал список моих преступлений, черные камни не падали в медный сосуд-кадискос... Пусть. Слепая и глухая дура-Фемида уже занесла надо мной меч, и холодок в месте будущего удара заставляет вставать дыбом волоски на шее.