Легенда Лукоморья.

— Вы мне незабудок с ромашками не дарили,— возразила я, соображая, как бы заговорить невменяемому мужику зубы да добежать до ближайшего леска. Вот влипла-то! С хлыстом пастух и пьяный играючи управляется, а у меня никаких навыков владения боем метлой. Так что исход нашего поединка заранее предрешен.

— Ясен пень, не дарил! — Лицо пастуха перекосила злобная гримаса.— Ты их у меня украла, пока я спал!

Он осекся и воровато огляделся по сторонам, не слышит ли кто. Но в поле были мы одни, поэтому недобросовестный пастух приободрился и продолжил наступать на меня:

— А ну говори, куда сметанку умыкнула?!

Я поспешно перевела стрелки на кота.

— Сметанку — это с него спрашивайте!

— Как же с него спросишь? — Пастух удивленно округлил глаза.— Разве ж бессловесная скотина ответит?

«Ответит,— злорадно подумала я,— еще так ответит, что у тебя уши завянут. Тут-то мы и воспользуемся твоим замешательством и сиганем в сторону леса». Но, вопреки моим чаяниям, «бессловесная скотина» изображала немоту и лишь жалостливо таращила глазищи, видимо, в надежде загипнотизировать и усыпить рьяного пастуха.

Пастух не усыплялся. Поднял глаза на меня и требовательно спросил:

— Иде моя сметанка?

— Он ее съел,— мстительно сказала я.

Мужик схватился за сердце и чуть не выронил хлыст.

— Как? Всю?!

— Да чего там было той сметанки-то,— копируя кошачьи интонации, ответила я.— даже досыта не наесться.

— И куда ж только поместилось? — ахнул пастух и со злобой уставился на кота.— Ах ты, пройдоха, ах элодей!

— Котика моего не обижайте! — Я закрыла кота подолом.

И тут пастух поднял на меня глаза, и я дрогнула. Горячка окончательно завладела мужиком. Убьет, и рука не дрогнет.

— Убью-у-у! — в подтверждение моих слов взвыл он.— За сметанку, за ромашку, за незабудку...

— Недорого же вы цените человеческую жизнь! — попыталась охолонить его я.

— Да за твою, воровская шкура, жизнь,— с ненавистью выдавил пастух,— я бы и одну свою корову не отдал, а тут речь о десятке идет! Али скажешь, Пеструха с Рыжухой — не твоих рук дело? — Он, набычившись, двинулся на меня.— А Муся и Галка? А Беляна? да за одного Жениха тебе ноги оторвать мало. Мой лучший племенной бык, кормилец мой, поилец!

Так вот в похищении какого жениха меня обвиняют! Я прыснула со смеху, не в силах сдержаться.

— Што-о-о? — Пастух налился краской.— И тебе еще хватает наглости смеяться мне в лицо? Мне, Соловью?!

Он с шумом втянул в себя воздух и вдруг свистнул. Да так, что на небо налетела грозовая туча, деревья встревожено зароптали, трава ковром прильнула к земле, коровы испуганно сбились в стадо, а буренка-спринтер, стоящая за спиной пастуха, затряслась пуще прежнего. В лицо ударил холодный порыв ветра, пахнуло скошенной травой, словно по ней прошлись косой, и свежими коровьими лепешками. Даже Варфоломей шерстяным ковриком вжался в землю. Лишь на меня художественный свист не произвел особого впечатления. Подумаешь, я Витаса слушала на концерте на стадионе, сидя рядом с колонкой. И ничего, даже не оглохла. А свист пастуха не идет ни в какое сравнение с усиленным мощной стереосистемой воем модного певуна. Так, жалкий плагиат!

На пастуха было больно смотреть. Наверное, так выглядит суперстар мирового масштаба, снизошедший с Олимпа, чтобы осчастливить своим пением посетителей дома культуры деревни Гадюкино, и вместо рукоплесканий и криков «браво» после выступления услышавший гробовое молчание, а после раскатистый окрик: «А наш Петрович под гармонь спевает лучше!»

— Как? — просипел он.— И ты стоишь как ни в чем не бывало?

— Мне похлопать? — вежливо поинтересовалась я.

— Ты ничего не чувствуешь? — поразился пастух, глядя на меня округлившимися глазами.

— Вообще есть кое-что,— призналась я, с беспокойством поглядывая на кота. Судя потому, как он тряс головой и переводил осоловевший взор с меня на пастуха, Варфоломей временно оглох и не слышал ничего из того, что мы говорили.

— Что? — с надеждой воззрился на меня мужик.— Говори!

Ну он сам напросился!

— Фальшивите изрядно,— оценила его старания я.— Тройка вам по свисту.

Мужик начал наливаться краской:

— Меня, Соловья-разбойника, учить?!

Тут уж настала пора мне удивляться:

— Вы — Соловей?

— Соловей! — гордо тряхнул бородой пастух.

— Разбойник? — еще более недоверчиво уточнила я.

— Разбойник! — Он еще с большей гордостью задрал нос. Но тут же спохватился и добавил: — Это в прошлом. Ныне я добропорядочный пастух.

— Какой же вы добропорядочный, если у вас коровы пропадают? — упрекнула я.

Соловей встрепенулся и впился в меня глазами.

— Отдай по-хорошему! А иначе придется по-плохому.

— По-плохому я уже слышала,— хмыкнула я, заставив его покраснеть от злости.— А по-хорошему я бы и рада, да не могу.

— Отдай по-хорошему, — заладил он.— А я никому не скажу, что тебя за руку поймал. Скажу, коровы сами вернулись, и тебя не выдам.

— Да вы что! — оскорбилась я.— Я с коровами дела не имею! Хоть они Женихи, хоть Невесты, хоть Сметанки. Я добропорядочная... крестьянка! — Я с достоинством оперлась на метлу.

— Добропорядочная, значит? — нехорошо ухмыльнулся Соловей. — А что же ты делаешь в чистом поле с метлой в руках?