Легенда о Чёрном ангеле

Но на самом деле при одной мысли о том, что между нами случилось совсем недавно, чувствую как сердце начинает лихорадочно колотиться о рёбра. Дело ведь не только и не столько в сексе, сколько в той энергии, что кружила вокруг нас; в тех словах, что были сказаны. Ощущаю сейчас такую лёгкость, что кажется: всё плохое, что уже случилось когда-то — тлен и суета. Всё можно исправить, со всем справиться. Главное, чтобы мы оставались друг у друга.

Глупость? Романтические бредни, неприличные для женщины моего возраста? Пускай. Я ничего плохого никому не делаю и имею право на своё личное, тихое и сокровенное, счастье, а весь остальной мир пусть хоть захлебнётся в своей злобе.

— Чёрт, почему я не догадалась хоть что-то из вещей с собой взять? — восклицаю, кое-как оправляя подол футболки.

Сидя в машине, переодеваться не слишком-то удобно, но у меня всё-таки получается.

А Карл, точно специально, гонит на какой-то запредельной скорости, словно опоздать куда-то боится, торопится. И пусть со стороны кажется расслабленным и спокойным, но по напряжённо сжатым челюстям и блуждающим под светлой кожей желвакам понимаю, что внутри, за толстой бронёй мнимого безразличия, он взведён, как пружина. Вот-вот рванёт так, что камня на камне не останется.

— Вещи — ерунда. Главное, что живая осталась.

Спорить с этим бесполезно, потому привожу себя в божеский вид и, крепко держась за подголовники, перебираюсь на переднее сидение. Не хватало ещё убиться, потому что на такой скорости одно неосторожное движение с моей стороны чревато разбитой головой.

За окнами уже совсем светло, и я любуюсь красотой природы вокруг. Всё-таки это самое странное лето в моей жизни. Начавшись неожиданной встречей с тем, кто казался потерянным навсегда, оно наполнено острой смесью счастья и страха. Будоражащий коктейль, от которого кружится голова и тянет на безрассудные, почти детские поступки.

— Ворон... — начинаю, хотя совсем ведь не планировала об этом когда-нибудь говорить, но после того, что случилось в этой машине, мне больше не хочется молчать. — Я тебя искала. Давно очень. Просто захотела, чтобы ты знал об этом.

Я смотрю на Карла, а он сжимает побелевшими сильнее прежнего пальцами рулевое колесо и смотрит вперёд, на дорогу, почти не мигая.

— Я тётю свою достала тогда, но мне так хотелось знать, что с тобой всё хорошо.

— Узнала? — усмехается, но в усмешке этой — горечь.

— Лишь то, что ты освободился из тюрьмы. И всё. Больше тётя ничего выяснить не смогла. Или не захотела. Но…

— Что? — Карл удивительно нетерпелив и даже взбудоражен, а я не знаю, как лучше сформулировать свои мысли. Чтобы он понял.

— Но я ведь так и не узнала, как ты живёшь. Хорошо тебе или плохо, счастлив или нет. Иногда позволяла себе фантазировать — редко очень, но всё-таки, — что у тебя большой дом, любящая семья, дети... Карл, у тебя есть дети? Жена?

Прикусываю язык до мушек перед глазами, до болевого спазма и практически до крови, потому что совсем не понимаю, как этот вопрос вырвался на свободу.

Боюсь ли я, что сейчас он сознается, что десятки лет счастлив в браке? Нет, не боюсь. Мои чувства сейчас вообще не поддаются описанию, до такой степени в сложный узел сплелись.

Просто мне бы не хотелось вдруг узнать, что Карл не одинок. Что дома, где бы этот дом ни находился, его ждёт тёплый ужин, заботливая жена и ватага бойких светловолосых ребятишек. Просто не хочу. Это уже слишком. Во всяком случае, сегодня.

— Ты в своём уме? — спрашивает, выкручивая руль и увеличивая скорость на максимум.

Сумасшедший, не иначе. Бесстрашный до одури, до тошноты и мурашек по телу, но мне нравится то, каким он стал. Слишком нравится, и ничего с этим поделать не могу.

Влюбленная дурочка, но счастливая дурочка.

— Не знаю. В последнее время у меня нет ответа на этот вопрос.

Пожимаю плечами, но не могу отвести взгляда от профиля Карла. Белоснежные брови сведены к переносице, а губы сжаты в тонкую линию.

— Ты сердишься? Не надо, я не хотела.

— Да, блядь, я сержусь! Да я, мать их, в ярости!

Карл жмёт на тормоза, и машина с визгом проезжает по пустой дороге, останавливаясь у широких железных ворот.

Резко поворачивается ко мне, а я инстинктивно съёживаюсь, замечая, какой дикий огонь плещется на дне прозрачных глаз.

— Слушай меня внимательно. Поняла? Внимательно.

Киваю, потому что слова застревают в горле, не в силах прорваться на свободу.

— То есть ты думаешь, что я, имея детей, жену, собаку или ещё какую-то подобную хрень, связался бы с тобой? Считаешь, я херня на постном масле, а не мужик? Такой, кобелёк среднестатистический, который размахивает своим хозяйством направо и налево?

Он щурится, а я вижу, насколько он взбешён.

— Нет, я так не думала. Просто спросила.

— Просто спросила она… — хмыкает и распахивает водительскую дверь.

Пара мгновений, пока он обходит по длинной дуге автомобиль, сижу, словно пыльным мешком по голове прибитая. Я не хотела, чтобы он злился, совсем не хотела. Видит бог, просто выскочило. От усталости, невыносимой насыщенности предыдущих дней, отчаяния.