Легенда о Чёрном ангеле

— Вы её не тронули? — спрашивает Карл у Фомы, а тот вскидывает ладони вверх и отрицательно машет головой. — Отлично. Не хватало ещё.

Дверь перед нами распахивается, шумно ударяясь о кирпичную стену, и мы попадаем в небольшое помещение — по виду: чья-то комната. Почти уютно и очень светло, несмотря на крошечные окошки, сквозь которые почти не пробиваются солнечные лучи.

В большом кожаном кресле с высокой спинкой сидит девушка, а у меня челюсть грозит отвалиться напрочь, когда я понимаю, кто это.

— Алёна… — выдыхаю, встречаясь с полыхающим гневом взглядом своей несостоявшейся невестки.

— Ой, — восклицает Алёна, во все глаза глядя на меня, и закрывает рот ладонью. — Тётя Маргарита. А что вы тут делаете?

Она явно в шоке, да и у меня, кажется сейчас мозг лопнет от перенапряжения.

— Марго, держи себя в руках, — шепчет мне на ухо Карл, а я машинально киваю, пытаясь собраться с мыслями, но это не так-то и просто, учитывая все странные и страшные события последних дней.

— В гости приехала, чаю попить, — говорю, а Алёна дёргает плечом, странно глядя на меня.

Она явно растеряна, но быстро берёт себя в руки. Вздёргивает горделиво подбородок, убирает царским жестом упавшую на лицо прядь волос. Королевишна, чтоб её.

Переводит взгляд на Карла, стоящего рядом со мной. Он усмехается, а Алёна, полыхнув яростным взглядом, спрашивает:

— Где Максим? Что вы с ним сделали? Мне обещали, что он приедет. Где он?

Карл хмыкает, защёлкивая замок и проворачивая, для надёжности, на два оборота. Не вырваться, как ни пытайся, да и вряд ли у кого-то получится справиться с Вороном, если он захочет преградить путь. Несмотря на худобу и даже некую хрупкость относительного того же Фомы, в моём мужчине столько силы, что хватит на десятерых. И я бы и врагу не пожелала становиться у него сейчас на пути — слишком много злости во взгляде, слишком напряжены его мышцы. Карл готов в любой момент отразить опасность, и это меня немного успокаивает.

Похоже, Алёна тоже понимает, что ей отсюда не выйти, и это, кажется, придаёт ей решимости — такой, какая бывает у человека, загнанного в угол, но ещё способного бороться. Однако с места она не двигается — так и остаётся сидеть в кресле, подогнув под себя длинные, и чего греха таить, шикарные ноги. На ней надеты короткие ярко-голубые шорты, а грудь облегает простая белая майка, но даже в таком обычном наряде она выглядит сказочной принцессой. И я, чёрт возьми, глядя на неё сейчас, очень хорошо понимаю, почему Миша не мог избавиться от любви к этой проститутке — она слишком красива, чтобы можно было с лёгкостью выкинуть её из головы. Да и они вместе, считай, с первого класса, и я точно знаю, что ни на кого другого мой сын никогда не смотрел. Он верный — этим качеством мы оба наградили его: я и Валера.

Валера… иногда мне очень его не хватает. Он был очень хорошим человеком. Пусть я никогда не любила его так, как он того заслуживал, но всё-таки очень ценила его и уважала. Как друга, старшего брата. Любовника, в конце концов.

И почему такие люди, как Валера должны умирать, а всякая шваль, подобная Спартаку, живее всех живых?

И ещё, впервые мне жаль, что мой мальчик такой порядочный. Возможно, предательство Алёны тогда не стало бы для него настолько сильным ударом.

— Зачем этот упырь уродливый меня сюда привёз? — не унимается Алёна, взмахивая тонкой рукой в сторону двери, за которой, точно знаю, стоит Фома. Мне и самой интересно, что вообще всё это значит, но предпочитаю пока не задавать лишних вопросов. Для начала нужно переварить то, что встретила здесь, во владениях Карла, Алёну, а потом уже лезть с расспросами. Нужно в себя прийти для начала. — И где Максим?! Мне сказали, что он ждёт меня! Я бы никогда к этому уроду в машину не села! Меня обманули!

Максим, блин… Я почти ничего сейчас не понимаю, но кое до чего, мне кажется, начинаю доходить умом.

Для кого-то и Спартак — человек, которого ждут и любят. Чудны дела твои, Господи. Я понимаю, что предвзята, но не могу поверить, что она поступила так с Мишей из-за Спартака.

Наши судьбы так тесно переплелись на этом отрезке жизни, связавшись в тугой узел, и от настолько странных, диких даже, совпадений голова кругом.

Алёна ещё что-то требует — визгливо, повышая амплитуду голоса с каждым вдохом и новым словом, — а у меня будто пелена перед глазами встаёт. Одно желание: вцепиться этой лохудре в волосы и вырвать с корнем, чтобы визжала и плакала. Крепко зажмуриваюсь, ожидая, когда схлынет первая гневная волна. Если я сейчас сломаю хребет Алёны о колено, это не поможет найти и спасти сына.

А о нём и о Карле мне нужно думать сейчас. Не о личной жизни этой шалавы.

— Вы меня похитили, да? — выкрикивает Алёна, уперевшись ладонями в подлокотники, но вставать не торопится, словно вокруг кресла построена защитная стена, спасающая её от чего-то, придающая сил. — Я заявлю в полицию! Меня обманули, меня украли! Я скажу Максиму! Он вас уничтожит! Где он? Что с ним? У меня телефон забрали, меня удерживаю силой. Дайте позвонить Максу! Вы не имеете права!