Они вошли в столовую, Лиан сел на свое привычное место, а Гедовин на тот стул, где она всегда сидела, когда приходила к Модесту в гости. Лора накрывала на стол, она поставила булочки, мед, цикорий для девочки и чай для хозяина дома.
— Так что ты имела в виду? — уточнил Лиан. — Уж не то ли, что Амалия собиралась взять тебя к себе?
— Да, Дан сказал, что он не против. Но они не сказали, что мне делать сейчас.
Лиан едва не рассмеялся.
— Гедовин! Ну какие из них воспитатели! Это же просто смешно. Я вчера ночью, конечно, промолчал, но ты ведь и сама должна понимать, что это все несерьезно.
— Почему? — не поняла девочка. — Дан сказал, что мой отец не оплачивал мое обучение — это делала бабушка, а еще я всю жизнь жила с бабушкой, а отец, он публично отказался от меня! Представляете, при всех! — с горечью в голосе произнесла девочка.
— Это, конечно, ужасно. Но ты не отчаивайся, ты можешь жить здесь, я со своей стороны готов сделать все, чтобы помочь тебе вырасти и встать на ноги.
Девочка вскинула голову и с благодарностью посмотрела на господина Нисторина, уточнив.
— Значит, пока я могу побыть здесь?
— Конечно, и не только пока. Гедовин, без обид, но Дана и Амалию сложно назвать воспитателями. Представим, что они поженились, но суд, который будет рассматривать твое дело, обязательно примет во внимание тот факт, что у них еще нет своих детей, что Дан сам всего несколько лет назад был несовершеннолетним, а у Амалии нет никакого опыта. Никто не доверит им воспитание девочки-подростка.
— Но я уже почти взрослая! Со мной не надо нянчиться.
— В том то и дело, что ты почти взрослая, проблема в этом, — девочка вновь понурила голову, а Лиан продолжать развивать свою линию. — Гедовин, почему бы тебе не быть им просто другом?
Отодвинув от себя чашку, девочка откинулась на спинку стула и упрямо заявила.
— Я и не собираюсь относиться к ним как к родителям! Они — мои друзья, которые помогают мне. А отец! Отец хотел упечь меня в монастырь, чтобы забрать себе большую часть наследства, которое бабушка оставила мне, к отцу я точно не вернусь, а Дану и Амалии я обещала слушаться их. Когда отец публично отказался от меня, Дан сказал ему, что в Истмирре это больше не имеет юридической силы, он фактически оправдал меня при всех, за одно только это я никогда ему слово поперек не скажу.
Лиан терпеливо вздохнул и решил пока не тревожить девочку. Пусть все уляжется, а там, глядишь, вернется Дан и откажется от своей сумасбродной идеи взять опекунство над Гедовин, пускай он сам ей все и объясняет, решил Лиан, вслух заверив ее.
— Ладно, Гедовин, пока Дана и Амалии нет, давай ты поживешь здесь, и, если что, я хочу, чтобы ты знала, что в этом доме ты всегда можешь найти приют.
Гедовин искренне удивилась его словам.
— Спасибо!
— Что тебя так удивило?
Девочка затрясла головой.
— Да, нет, ничего!
— Что, Модест говорил, что я злой и жестокий?
Гедовин попыталась улыбнуться, но вышла только какая-то сомнительная гримаса.
— Ну не то, чтобы злой и жестокий, но что-то вроде того. Да и Дан говорил, что вы как-то оттаскали его за ухо и все время на него кричали, если он делал что-то не так.
Лиан даже поперхнулся. Такая откровенность в признании его тираном и самоуправцем не могла не задеть его.
— Чего?!
Гедовин, поняв, что сказал лишнее, закусила губу. Меж тем Лиан возмущенно говорил.
— Да, было дело, схватил его за ухо, но не более, и я никогда не орал на него. Может, говорил иногда на повышенных тонах, но и то по делу. Ну молодцы, мальчики, сделали из меня тирана!
Гедовин промолчала и просто тихо стала пить цикорий, стараясь больше не привлекать к себе внимание господина Нисторина, а тот не мог успокоиться.
— Да, не спорю, я никогда не проявлял особой любви к Модесту, но это не значит, что он мне безразличен, и я ему говорил об этом. А к Дану я вообще всегда относился по-отечески. Наверно, знай я с самого начала, что он мой сын, я бы его не один раз схватил за ухо. За одно только забрасывание документов через головы посетителей!
Лиан был готов возмущаться и дальше, но в дверях показался Модест, и Гедовин пониже опустила голову.
— Доброе утро! — бодро сказал мальчик, пройдя в столовую.
— Доброе утро, сынок, проходи, садись, расскажи, как я всю жизнь тебя тиранил. Особенно, когда ты жил у бабушки в Рувире, а я в Тойме. Да, тебя я тоже как-то схватил за ухо. Ты помнишь: за что?
Модест стоял и удивленно хлопал глазами, не понимая, чем не доволен отец, и что такого он сделал не так, с утра разозлив его? Меж тем Лиан продолжал.
— Забыл? Я напомню: тебе было восемь лет, и тебя только неделю как привезли из Рувира, а ты уже успел поругаться с дочерью руководителя финансового управления, обозвав ее при всех избалованной дурой. Может, ты даже был прав, но я хотел показать тебе, что нельзя себя так вести на людях. Дома говори, что хочешь, но не при всех, и тем более не при отце девочки, занимающем такое положение.
— Э-э, — вставил слово мальчик, — я помню это, и я признал вашу правоту еще тогда.