— Разумеется, душа моя, — заверил Торубер. — А чтобы вам было спокойнее, — добавил он, — поясню. Мой клинок как раз был смазан ядом, а противоядие надо хотя бы иметь возможность выпить… что бандиту сделать вряд ли удастся, ибо он и так почти мёртв.
Эливейн была бледна.
— Но, — прошептала она, — зачем?
Торубер не отказался от ответа, не обратив внимания на двусмысленность вопроса Эливь.
— Дело в том, — сказал он, — что лет десять назад, девушка, которая считалась невестой брата этого несчастного злодея, стала… моей женой. Но это было её добровольное решение. А несостоявшийся жених не поверил, напал со своими дружками на стражу, был ранен, но, самое печальное, погибла та, из-за которой всё и произошло… Теперь, видимо, младший брат, считая виновником беды меня, решил отомстить… — хан печально вздохнул. — Месть не несёт в себе справедливости, не так ли?
— Да, — как эхо повторила Эливейн.
Несколько мгновений длилась пауза. Девушка поняла, что медлить нельзя, что от неё ждут ответа. И, заставив себя улыбнуться, Эливейн спокойно проговорила:
— Господин Торубер, позвольте мне дать вам официальный ответ на ваше предложение через… — она словно задумалась.
— Я понимаю вас, мисс, — кивнул хан. — Культура и обычаи вашей родной страны требуют выдержать время перед официальным согласием. Дней десять будет достаточно? — любезно спросил Колдун.
— Более чем, — ответил за дочь господин Перлик. — И так слишком долго мы позволяем Эливейн размышлять, — и отец укоризненно посмотрел на девушку.
— Позвольте с вами не согласиться, — твёрдо возразил Торубер. — Эливейн здесь всё ново и необычно. Ей необходимо это время.
— Спасибо… мой повелитель, — прошептала девушка.
Господин Перлик и хан Торубер расстались весьма довольные исходом сегодняшней беседы.
Отец, обрадованный скорым исполнением своей мечты породниться с самым богатым и самым влиятельным человеком в южных странах, не подумал даже возражать решению дочери пожить несколько дней в уединении, в лесной сторожке: пусть потешится, ведь территория хорошо охраняется и чужих туда не пропустят.
Торубер принялся за поиски: ему нужен был в гарем надёжный евнух с рыжими волосами, причём не крашеными, а настоящими.
Эливейн, спешно собрав кое-какие вещи, отправилась в сторожку. Её сердце разрывалось от боли. В сознании звучало одно слово: «Яд… Яд…» А на душе было тоскливо: не могла она поверить в то, что Али — просто убийца, жаждущий мести…
Эливейн вбежала в избушку. К её ужасу раненый лежал на краю лавки, на животе, левая рука его бессильно свесилась на пол, по повязке расползалось кровавое пятно…
Девушка бросилась к молодому человеку. Она постаралась как можно аккуратнее перевернуть Али на спину. Эливейн с тревогой всматривалась в бледное измученное лицо волшебника (она уже не сомневалась, что молодой человек именно волшебник). Руки того были холодны, словно лёд, а голова пылала, дыхание прерывалось. И тут Али приподнял отяжелевшие веки.
Он увидел Эливейн. По его горячим потрескавшимся губам скользнула едва заметная улыбка. Лицо раненого будто осветилось.
— Я боялся, что не увижу вас, — едва слышно прошептал он.
— Что вы! — отчаянно произнесла девушка. — Разве я могу бросить вас… в таком состоянии.
Он снова улыбнулся ей, и Эливейн поняла, что пропала окончательно и бесповоротно, что за его улыбку, подаренную ей, она готова отдать всю себя, своё сердце, свою жизнь. А он чуть качнул головой и повторил:
— Я боялся, что не увижу вас больше… не успею… — невольная судорога пробежала по его телу.
Эливейн заметила в правой забинтованной руке молодого человека шнурок от кулона-кувшинчика, какие здесь носят почти все, наливая в них несколько капель ароматических масел. Когда девушка промывала раны Али и накладывала повязки, этот пузырёк висел на его шее, вместе с витиеватым вензельком на тонкой золотой цепочке. Теперь шнурок был оборван. Видимо, молодой человек хотел снять кулон, но обронил его. Эливейн, помня разговор с Торубером, догадалась, что вовсе не духи носил на шее Али. Это и есть противоядие, ведь не мог волшебник не знать о такой опасности, как отравленный клинок Колдуна.
Девушка опустилась на колени возле лавки и нашла кувшинчик.
— Это? — радостно воскликнула она, поднося не разбившийся флакончик к лицу молодого человека.
— Да, — одними губами смог ответить тот. — И…
— И воды? — догадалась Эливейн.
Она капнула содержимое пузырька на пересохший язык Али. Тот вынужден был поморщиться: лекарство явно имело крайне неприятный вкус. Девушка приподняла голову молодого человека и поднесла к его губам кружку с чистой прохладной водой. Али пил долго и медленно, каждый глоток давался ему с трудом. Наконец он устало откинулся на подушку.
— Спасибо… — шепнул он, — …мой ангел-спаситель…
Глаза его затуманились. Он попытался удержать угасающее сознание. Но мир вокруг него всё-таки потемнел и превратился в хаос. У раненого начинался жар.
Молодой человек метался в бреду три дня. Эливейн не отходила от раненого, меняла повязки, обтирала прохладной водой, сама выполняла тяжёлую работу санитарки.