Легенда о Фейлель

— Не поддавайся! Борись! Ты сильнее! Пожалуйста…

Динаэль проснулся.

Он не собирался поддаваться: это было не в его природе — поддаваться злу. Но он понимал, что у него может просто не хватить сил, чтобы выжить.

— Я буду стараться, любовь моя, — прошептал он и поднялся.

— 120 —

Эливейн в сопровождении Оянга и Хаима мчалась по дороге бешеным галопом на своём тонконогом и лёгком коне. Многие из встречных узнавали эту красивую молодую леди, появлявшуюся в этих краях ежегодно в одни и те же дни. Её считали путешественницей с далёкого севера, ибо спускалась она откуда-то из-за гор, обязательно останавливалась у одной из могил деревенского кладбища ближайшего к перевалу поселения, а потом отправлялась далее. Слухи и домыслы ходили разные, но крестьяне сошлись в одном: у богатых всегда находятся странные прихоти…

Сейчас молодая путешественница своим появлением вновь дала повод разыграться воображению любителей поболтать: ведь скакали путники быстро, да и с последнего их визита прошло всего семь месяцев…

Эливейн сидела в седле по-мужски, но платье её не поднималось при скачке, а ровными складками продолжало лежать на боках и крупе коня, открывая лишь носки сапог тонкой искусной работы.

Вдруг Эливь резко осадила скакуна. Прямо из-под копыт лошади аккуратно выложенная камнями тропинка вела куда-то сквозь заросли ивняка. У Эливейн опять, как всегда на этом месте дороги, заныло и защемило сердце, только сегодня сильнее, чем обычно.

— Любезный! — окликнула она проходившего мимо крестьянина. — Куда ведёт эта дорожка?

— К домику знахаря, госпожа, — с поклоном ответил тот. — Только он уехал дня четыре назад. Видать, по делам. А за него ученик остался. Но парень толковый…

Эливейн спрыгнула на землю. Оянг и Хаим последовали её примеру. Эливь, сама не зная зачем, почти бегом пустилась к невидимой за кустарником избушке.

— 121 —

Илис замер, забыв даже поклониться, столь очаровательной показалась ему молодая незнакомка, вышедшая быстрыми шагами к избушке.

Эливейн осмотрелась. Перед домиком, маленьким, но добротным, был разбит пышный палисадник. Траву вдоль дорожек, аккуратно выложенных плоскими большими камнями, явно регулярно обкашивали. В тени невысоких ещё яблонь стояли несколько скамеечек, видимо, для посетителей, если их оказывалось много. Более узкая тропинка вела куда-то за избушку.

— Ты ученик знахаря? — спросила Эливейн негромко.

— Да, госпожа, — поклонился тот.

— Как твоё имя? — опять задала вопрос гостья.

— Илис, — ответил молодой человек.

— Красиво, — задумчиво проговорила Эливейн.

Ей всё время чудилось присутствие где-то рядом Динаэля. Она даже подумала, не сходит ли с ума от своей долгой тоски и печали. Но решилась довести безумный, на посторонний взгляд, разговор до конца. Илис, в свою очередь, тоже поймал себя на странной мысли: он был готов отвечать на любой вопрос незнакомки, лишь бы она этого желала.

— А давно, — медленно произнося слова, снова задала вопрос Эливейн, — твой учитель здесь живёт?

— Лет десять с небольшим, — с готовностью ответил молодой человек.

— И как его зовут, разумеется, никто не ведает… — словно сама себе сказала Эливь. — Лекарь всегда остаётся просто лекарем, нам нет дела до его имени…

— Верно, — вздохнул Илис. — Но учитель, мне кажется, и сам не жаждет, чтобы его имя знали.

— Почему ты так думаешь? — настороженно спросила прекрасная посетительница.

Ученик помедлил с ответом, потом признался:

— Месяца два назад учитель отлучался на пару дней. Как он всегда говорит — по делам. Была жуткая жара, и он ушёл в лёгкой ситцевой рубахе. Вернулся усталый, но довольный. И сразу пошёл к реке — освежиться. Он всегда купается, не снимая одежды. И платок тоже с головы не снимает…

— Платок? — переспросила Эливь.

— Да, — пояснил Илис. — Он платок как повязку на лоб до самых бровей завязывает. Ни чела не видно, ни волос. И шляпу на платок прямо надевает. Я сам никогда его не видел иным… В общем, искупался он, на мостки вылез. А рубаха мокрая к телу прилипла. Но материя-то тонкая. Вот и увидел я нечаянно, что вся грудь его и спина в коротких шрамах… Только отчего — не решился спросить. И сделал вид, что ничего не заметил. А он досадливо хлопнул себя по лбу и палец к губам приложил. Я понял, что он догадался о моём наблюдении и просит не задавать лишних вопросов… Я и не рассказывал никому… — ученик помолчал. — А вам сказал. Почему-то думаю, что именно вам и нужно это знать… И ещё: как он ушёл с королём Пинной и его свитой, так у меня на сердце тревожно.

— С королём? Куда?

— Слыхал я, что Пинна едет к хану Торуберу. А учитель сказал, что им по пути.

— А тревога отчего? — Эливейн смотрела в глаза Илису.

— Странным было прощание, — грустно рассказывал молодой человек. — Раньше он просто говорил, что вернётся через столько-то дней. А тут! «Ты, — говорит, — уже сам хорошим знахарем стал. Так что, если не вернусь, то справишься». И, после паузы, вздохнув, добавил: «За могилками присмотри, пожалуйста». А палец опять к губам приложил, мол, ничего не спрашивай более.

— Где могилки? — Эливейн чувствовала, что всё внутри неё замирает от ужаса.