Легенда о Фейлель

Торубер с искренним изумлением взглянул на своего противника: догадка, мелькнувшая в его голове, была настолько, как ему казалось, безумна, что он не смог скрыть своих чувств.

— Я никогда не собирался убивать вас, Лемель Тору, — продолжал Дин. — У меня всегда была иная цель. Теперь есть и сила.

— Это безумие, — как-то обречённо и без злобы проговорил Торубер.

— Во-первых, для тебя тогда, даже победителя, смерть практически неизбежна. Во-вторых, я не вижу здесь никого, кто мог бы доставить меня под конвоем на Волшебный Суд; я же могу просто сбежать.

Динаэль снисходительно улыбнулся.

— С возможностью своей гибели я смирился давно, — спокойно ответил он. — Но я жизнелюбив и обещал бороться до конца, так что легко смерти не дамся. А вы, Лем, никуда не спрячетесь, ибо от себя самого некуда не деться: вы жаждете искупить вину, вас мучает совесть хотя бы за одно преступление, то, что связано с именем, которое вы до сих пор шепчете во сне…

Хан побледнел. Ярость исказила его лицо, ярость за то, что этот «мальчишка» так хорошо его знал, что столь уверенно и дерзко посмел говорить о самом сокровенном, о самом больном, о том, о чём не позволено никому даже подумать.

Чёрный клинок со свистом рассёк воздух. Динаэль отразил удар.

Бой начался.

— 127 —

Эливейн находилась в странном полубезумном состоянии. Она осознавала, что происходит. Она быстро и верно оценивала происходящее. И она же сама понимала, сколь странно со стороны выглядят её речи и поступки. Но она целиком и полностью отдалась голосу сердца, сердца, которое столько раз звало её посмотреть, что творится там, в ивняке, у поворота дороги, в конце дорожки, выложенной камнем…

Въехав в город, путники перевели коней в шаг. Мадам Фейлель будто стала вдруг обладать дополнительным слухом: из разговоров встречных, совершенно не знакомых ей людей, не обращавших на путешественников почти никакого внимания, она узнала сегодня многое — и то, что король с севера с дочерью и свитой пожаловали во дворец хана около полудня, и то, что Торубер уже неделю как находится в жутком гневе, и то, что в свой приход вернулся отец Грегори. Нет, поистине, Эливейн начинала верить, что в её жизни наступила очень светлая полоса.

На площади возле ханского дворца толпился народ: зеваки глазели на чужеземцев.

Из ворот в город выходила толпа пышно одетых людей. Пинна расспрашивал у горожан о дороге к приходу отца Грегори.

Эливейн вышла вперёд. Перед ней народ расступался. Эливь замерла в глубоком реверансе.

— Ваше величество, — проговорила она, — позвольте мне показать вам дорогу.

— Это очень любезно с вашей стороны, прекрасная мисс, — ответил Пинна, искренне тронутый красотой и странной притягательной силой незнакомки. — Если вас это не затруднит.

— Миссис, — поправила его Эливейн и чарующе улыбнулась. — И меня это не затруднит.

Несколько минут они прошли молча. А, когда рядом не оказалось более посторонних ушей, Эливейн тихонько проговорила:

— Простите мне мою дерзость, Ваше величество, но я ведь подошла к вам исключительно с корыстной целью.

Пинна внимательно посмотрел на собеседницу. Но ответила за него Квета.

— Корысть бывает разной, — сказала она. — Ваши глаза, мадам, говорят скорее о сердечной тревоге, чем о желании личной выгоды.

— Вы чрезвычайно наблюдательны и умны, принцесса, — Эливейн слегка поклонилась в знак признательности. — А корысть моя касается вашего попутчика.

Пинна и Квета изумлённо смотрели на провожатую.

— Позвольте мне сейчас ничего не объяснять, — взмолилась Эливь. — Мне кажется, что на это нет времени… Где он?

Король и принцесса молчали. Но тревога в глазах незнакомки была искренней, и Эливейн сама помогла своими вопросами.

— Давайте так, — предложила она. — Вам придётся говорить лишь «да» или «нет». Договорились?

— Да, — согласился Пинна.

— Он назвал своё имя, когда поверил, что вы — друзья?

— Да, — кивнул король.

— Динаэль? — с тревогой и надеждой спросила Эливь.

— Да.

Радость промелькнула в глазах Эливейн. Но тут же их заполнила тревога.

— Он исчез?

— Да.

— Вместе с ханом?

— Да. — Давно? — Нет.

— Часа полтора-два назад?

— Да.

— Только бы успеть… — прошептала Эливейн.

Они подходили к церковной ограде. Служба давно закончилась. Но отец Грегори ещё не ушёл. Он стоял на ступенях церкви и беседовал с кем-то из прихожан. Эливейн, поблагодарив Пинна и Квету, остановившихся поджидать отставшую свиту, почти бегом бросилась к священнику.

— 128 —

Эливейн рухнула на колени перед отцом Грегори, почти таким же, что и десять лет назад.

— Батюшка, — зашептала она, — простите мне мою поспешность и благословите, ибо только я могу спасти того, кого мы знаем и любим и кого считали погибшим столько лет. А у него, чтобы выжить, есть только один шанс из тысячи.

Эливейн почувствовала, как вздрогнул священник. Конечно, отец Грегори узнал её, услышал за несколько мгновений столь радостные и столь тревожные вести, каких и ожидать не мог.

— Дитя моё, — прошептал он, — ступай, да поможет тебе и ему Господь.

— Спасибо, батюшка, — ответила Эливь. — Мы постараемся…

— 129 —

Оянг и Хаим ждали свою госпожу чуть в стороне от королевской свиты.