Легенда о Фейлель

— Какой же я дурак, — отчаянно проговорил Динаэль. — Сам не смог растолковать своё же предсказание! «Не страшись, что не успеешь, не тревожься, что не сможешь. Всё успеешь и всё сможешь, если не побоишься впустить в своё сердце древнейшее чудо, о котором знает каждый, но часто забывает, что это — чудо, и на какие невозможные, казалось бы, свершения оно способно…» Просто оно рассказывало о многом, о долгом. А я пытался вместить всё в маленький временной промежуток…

Эливейн нежно смотрела ему в глаза.

— Я украл у тебя больше десяти лет жизни, — горю, сквозившему в каждом слове Дина, не было границ. — Любовь моя, сможешь ли ты хоть когда-нибудь простить меня?

Эливь опять наклонилась к его лицу. Её глаза видели искреннюю печаль в его взоре. И она шепнула тихо и ласково:

— И, правда, дурачок… Мне нечего прощать тебе. Ты сделал меня счастливой.

Он хотел что-то ответить, но неожиданная резкая боль, боль физическая, боль в левой ладони заставила его вздрогнуть и сжать губы.

— 137 —

— О! Извини, я хотел аккуратно… — Лемель Тору искренне досадовал на свою неловкость.

Пока Динаэль был без сознания, Лем и Хаим перенесли его подальше от края выступа и бывший тёмный маг срезал остатки прожжённой перчатки с правой руки Дина, обработал страшную глубокую рану, смазал ладонь мазью и весьма умело наложил повязку. Молодой человек, поглощённый сознанием собственной вины перед Эливейн, не заметил, как бинтовали его правую кисть. Но, когда Лемель попытался осторожно снять куски кожи с левой ладони Динаэля, тот невольно вздрогнул.

Хаим взял руку волшебника за запястье.

— Спасибо, — справившись с болью и улыбнувшись, проговорил Динаэль. — Я потерплю… Это от внезапности…

Лем обработал и забинтовал левую кисть Дина.

— А вы ещё убеждали меня в собственном злодействе, уважаемый господин Тору, — сказал Динаэль, пытаясь приподняться и сесть.

Тело ныло. Ноги и руки казались чужими. Хаим помог Дину прислониться спиной к скале. Динаэль посмотрел на море.

— Красиво! — проговорил он. Все тоже посмотрели в темнеющую морскую даль.

— Хаим, — обратился вдруг Динаэль с вопросом, — Вы уже готовы к новому перемещению?

— Да, сэр, — отозвался тот.

Дин улыбнулся.

— Лемель, — спросил он у своего бывшего противника, — Вы согласитесь сократить время своего путешествия в Долину с помощью волшебства любезного Хаима или пойдёте пешком?

— Пожалуй, я прогуляюсь, — ответил Тору, — мне есть над чем подумать.

— Тогда — счастливого пути, — сказал Динаэль, и — до встречи.

— До встречи, — кивнул Лемель. — И — спасибо вам, сэр Динаэль, — добавил Тору, покидая выступ над морем, — Вы спасли меня… от меня самого…

Дин задумчиво махнул рукой…

— Вернулся отец Грегори, — сказала ему Эливейн. — Мы оставили у него лошадей. Может, Оянг пока сообщит ему, что всё в порядке?

— Если это будет не трудно… — согласился Динаэль. — Или я сам… Минут через сорок я смогу переместить нас с Эливь…

— Нам придётся сначала побывать в Долине, — улыбнулась она. — А заставлять волноваться отца Грегори лишнее время тоже не хочется…

— Всё будет, как ты скажешь, — Дин смотрел на любимую и, не задумываясь, готов был выполнить всё, что бы она ни попросила.

— Не волнуйтесь, госпожа, — Хаим поклонился, — мы всё сделаем.

Хаим растаял в воздухе. Эливейн вновь перевела взгляд на Динаэля.

— 138 —

Сэр Арбениус решил, что ждать долее не имеет смысла: пора разрешить Оянгу перенестись к предполагаемому месту закончившегося Поединка. Защитная Преграда исчезла — значит, Динаэль победил. Но жив ли сам победитель?

И тут в центре Зала образовалось лёгкое, беловатое облачко. Дымка рассеялась, Хаим поклонился. Его широкая улыбка была ответом на мучивший всех вопрос.

— Сэр Динаэль сказал, что минут через сорок он соберётся с силами и…

— Хвала небесам! — Верховный Маг быстрыми шагами подошёл к доброму вестнику и обнял его.

Хаим передал просьбу Оянгу сообщить о благополучном завершении дела отцу Грегори.

— Я готов, — радостно отозвался молодой человек.

— Отправляйся, — кивнул Арбениус и добавил: — Обратно вернёшься верхом, заодно освободишь отца Грегори от лишних забот об уходе за чужими лошадьми.

— 139 —

Динаэль смотрел на Эливейн любящим и мучительно виноватым взором.

— Дин, — она тревожно вглядывалась в его лицо, — что тяготит тебя? Скажи, не мучай ни себя, ни меня сомнениями.

— Я виноват перед тобой, — Динаэль вернулся к прерванному разговору. — Больше десяти лет… Я…

Эливь вдруг вспомнились слова Даниэля о долгой жизни, которую не стоит проводить в одиночестве, поправка, сделанная самим Дином, в её свадебном желании. И в её сознании мелькнула нелепая, как ей самой показалось, но возможная догадка: он молод и силён, он считал себя вдовцом столько лет, почему же другая, живая, не могла занять её место в его жизни?

— Ты связал себя узами… — робко спросила она, — … узами… с другой?

Он побледнел, его взгляд стал ещё более страдальческим.

— Господи! — прошептал он. — Я, действительно, дурак. Теперь я ещё и напугал тебя, снова заставил страдать!..

Он нежно обнял Эливь и зашептал: