Динаэль вопросительно посмотрел на Эливейн и Даниэля.
— Я объясню тебе по дороге, — пообещал старый Фейлель.
Эливейн взяла супруга под руку, и они вышли в коридор.
Пройдя через двор Замка, мимо колючих лап лежащей на боку ели, они вышли за ворота. Динаэль удивлённо взглянул на своих спутников.
— Идём, идём, — в темноте улыбнулась Эливь. — Здесь, в Долине, кое-что изменилось.
Дин решил просто ждать. Даниэль неспешно знакомил племянника с новостями.
— В Замке теперь школа. Там учатся все ребятишки Долины. В одном крыле живут семьи учителей и маленьких волшебников, которых ты спас от Торубера. В другом — собирается Совет, а в ближайшем будущем состоятся открытые заседания Суда.
— Значит, Суд будет открытым, — повторил Динаэль. — Это справедливо. Но сложно.
— О докторах, — продолжал Даниэль. — У нас их двое. И ещё акушерка. Четыре медсестры. А вот главврача в клинике пока нет.
И говорящий многозначительно посмотрел на племянника.
— Вы построили клинику? — обрадованно спросил тот.
— Да, — кивнул Даниэль. — Это заслуга Эливь, Ролива и Стратора. Они поговорили с людьми и строго соблюли твои чертежи.
— Значит… — Дин не договорил: Эливейн крепко прижалась к его плечу.
— А потом под руководством сэра Арбениуса волшебники поставили вокруг больничного парка рассчитанный тобой Инфекционный Барьер, — рассказывала теперь Эливь. — Он даже однажды включался — когда один пастух подхватил непонятный вирус. А сейчас в палатах пусто — мы отпустили всех по домам на Рождество.
— Мы? — засмеялся Динаэль. — Любовь моя, ты чудо! Так ты и есть второй доктор.
— И сейчас — твой доктор, — ответила Эливейн. — Так что, полное повиновение. Ясно?
— Как скажешь, — Динаэль поцеловал жену в волосы.
Они переходили мост, когда на фоне ночного неба чётко вырисовались очертания дома, дома, когда-то созданного мечтами Дина, а теперь представшего перед ним наяву.
Динаэль остановился. Эливейн тихонько говорила:
— Это Ролив. Я уехала к тому месту, где мы с тобою виделись последний раз, а он в это время… Представляешь, я вернулась, а тут…
Динаэль молчал и улыбался.
— Господи, — проговорил он, наконец, — благодарю тебя за любимую, за друга, за людей, которые так добры!.. Я…
Больше он не сказал ничего: только крепко обнял Эливейн.
Даниэль открыл дверь и пропустил вперёд Эливь и Дина.
В гостиной горел свет. Нянюшка поднялась с кресла навстречу хозяевам. Эливейн улыбнулась. Мадам Галия всплеснула руками.
— Солнышко моё, — заговорила она дрожащим от волнения голосом.
— Это ты, Динюшка, мальчик мой.
Динаэль нежно обнял нянюшку.
Потом та, словно спохватившись, зашептала Эливь:
— А я их уложила. Они всё не хотели засыпать. Только-только задремали…
Динаэль, уже переставший даже взглядом задавать вопросы, широко раскрытыми глазами смотрел на Эливейн.
— Пойдём, — загадочно-торжественно улыбнулась та и потянула его за рукав. — Пойдём.
Они поднялись на второй этаж. Там, по задумке Динаэля, должны были располагаться детские. Эливь тихонько приоткрыла одну из дверей.
В комнате горел ночник. Освещение было тусклым, но не понять, что эта спальня принадлежит детям, было невозможно.
Эливейн пропустила Дина вперёд. На кроватях посапывали два мальчугана лет девяти-десяти. Их одинаковые рыжие головки как два солнышка светились на подушках. Один из близнецов шевельнулся и приоткрыл глаза.
— Мама вернулась? — ещё сонно спросил он.
— Да, моё сокровище, — ответила Эливь.
Второй из братьев тут же подскочил в постели. Динаэль стоял посреди комнаты, и Эливейн заметила слёзы, блеснувшие в его глазах. Она обняла этого, такого знакомого мальчикам по портрету в маминой спальне человека и улыбнулась.
Несколько минут длилось молчание.
— Папа?! — вдруг в один голос воскликнули близнецы.
Динаэль раскрыл объятья. Мальчики сорвались с мест и бросились к нему. Он подхватил их, покачнулся, но устоял на ногах, потом опустился на колени…
…Уснули братья уже за полночь, утомлённые нежданной радостью и разговорами с отцом, настоящим, живым, таким добрым и сильным…
Эливейн и Динаэль на цыпочках вышли из комнаты близнецов. Дин остановился и прислонился к стене.
— Спать, — Эливь нежно заглянула в усталые и счастливые глаза. –
Ты едва стоишь на ногах. Пойдём.
Он послушно последовал за ней. Он знал, где её спальня. Их спальня. И предчувствовал, что Эливь сохранила трепетно всё, что он когда-то желал там видеть. Динаэль не ошибся.
Дин стоял у порога и не мог двинуться с места. Он с болью ощутил ту тоску и печаль одиночества, которые мучили Эливейн столько времени. Он увидел свой портрет возле постели и понял, что засыпала и просыпалась она с его именем на устах.
Эливейн уже приготовила для Дина ванную комнату.
— Пойдём, — позвала она. — Я помогу тебе.
Динаэль досадливо взглянул на свои забинтованные ладони. Они ныли. Но что значит эта боль в сравнении с муками сердца.
— Милая моя, — прошептал он, — как же мне загладить свою вину перед тобой, вину за твои одинокие страдания?..
И он упал к её ногам.