Легенда о Гвендолин

– С тех пор прошло ещё два десятка лет, – горькая усмешка скользнула по его губам, – знаешь… – в голосе Радагара наконец проскользнула тень эмоций, – я тогда уже знал, что это в последний раз. Что если ничего не выйдет… Я больше не буду делать попыток повернуть время вспять.

– Ты так одержим этой мыслью? – пускаю коня ему наперерез и тут же останавливаю. Чёрные, лишённые листвы деревья покрыты лёгкой дымкой снега, но я помню, что вчера ещё ветер доносил с гор запах магнолий, и собираюсь их отыскать.

– Ты знаешь об одержимости не меньше меня.

Щурюсь.

– Да. Похоже вопрос о том, чьё упрямство сильней.

– Нет, Гвендолин, – Радагар неожиданно улыбается, – вопрос о том, кому из нас шесть сотен лет. И кто уже перепробовал всё, что мог.

– И кто выдохся. Кому давно пора отказаться от своего безумия.

– В угоду твоему?

– Почему бы и нет?

Глава 38

Очередной разговор, ведущий нас в никуда.

В последующие дни таким разговорам несть числа.

Радагар остаётся равнодушен ко всему. Послушно следует моим прихотям, но по большей части молчит – если только слова клещами не тянуть.

Постепенно погружаюсь в чувство, что бьюсь о стену, которой настолько безразличны мои усилия, что она даже не пытается на них отвечать.

Невольно вспоминаю Радагара таким, каким он был. В глазах его пылал потаённый огонь, который мне не дано было разгадать. Этот огонь притягивал меня, как притягивает свеча мотылька. Да, к Радагару тянуло не только меня. Приходится смириться с этим и принять как факт. За шесть сотен лет у него было… даже боюсь предположить, сколько у него было таких дурочек, как я. Это обидно. Но ни одна дурочка не была такой упорной, как я. И я не собираюсь его отпускать.

Иногда – очень редко – Радагар принимается рассказывать мне о мире, в котором родился и жил.

– Я не скучаю по дворцам, по охоте и по балам, – объясняет он, – хотя не согласен с тем, кто ненавидит всё это. Я больше всего скучаю по чувству… завершённости. Мы управляли жизнью. Природа была послушна нам. Мы были хозяевами миров.

Он говорит это, когда мы сидим на одной из горных полян. Я не повела его на свой утёс – и сейчас рада этому, как никогда.

Мне не понять его. Я никогда не жила в мире, где магия правила всем. И вместе с этим я понимаю его более чем хорошо.

Не знаю, как сказать… как объяснить ему, что для меня «истинный мир» – тот, в котором мы были вдвоём. Что я всё отдала бы за то, чтобы вернуться в него.

Моя мечта для него – лишь незначительный эпизод, а мысли Радагара продолжают блуждать далеко-далеко.

– У меня такое чувство порой, – говорю я, – что твой мир утонул в этой серой мгле небытия, и ты пытаешься его отыскать.

– Отчасти это так, – признаётся он, – мой мир перестал существовать. Если у меня нет возможности его вернуть… я должен отправиться за ним в пустоту.

– Должен? – встаю, не в силах сдержать ярость, и делаю несколько шагов по пожухлой траве туда-сюда. – Должен – кому? Все, кому ты был должен – мертвы. Их нет.

Он смотрит на меня с высокомерной насмешкой, как мог бы смотреть на несмышленую девчонку старик.

– Должен себе, – просто говорит он, – ты не понимаешь, что такое – потерять всё.

Хочется вздёрнуть его на ноги и трясти, пока он не перестанет смотреть сквозь меня, пока не увидит, наконец, мир живых.

– Едем домой, – только и выдавливаю я.

Вопреки обыкновению, Радагар не сразу следует за мной. Только когда замечает, что я уже седлаю коня.

По дороге вниз вижу поворот, который ведёт на мой утёс.

Замедляю ход. Поворачиваюсь к Радагару.

– Если я отправлю тебя вперёд – ты не потеряешься по пути?

Пожимает плечами, а у меня нет больше сил. Захочет он потеряться – чёрт с ним.

– Поезжай, – твёрдо приказываю ему. Даже с учениками стараюсь так не говорить, но тут ясно, что иначе он не поймёт.

Сама сворачиваю на узкую тропинку, и минут пятнадцать конь несёт меня туда, где я проводила вечера до сих пор.

Вдали в сумраке вечерней зари, как мне кажется, виднеется силуэт башни, когда-то служившей мне тюрьмой.

Вглядываюсь в неё и не понимаю – почему так мечтала вернуться назад? В проклятый мир, где никогда не была нужна никому. Почему не могу принять Игвендол, где меня окружают друзья и любовь?

Может, это в нашей природе – всегда стремиться завоевать края, которые нам не принадлежат?

Сейчас я ненавижу своё прошлое. Мне почти физически тяжело смотреть на горизонт. Сжимаю поводья. Спускаюсь с коня, сажусь на траву.

Это единственное место, где я могу побыть по-настоящему одна.

Стены башни душат меня, напоминая ту тюрьму, в которой я росла. Потому я давно приказала разбить вокруг Академии сад, и большую часть времени провожу в нём.

Но в саду меня слишком легко отыскать. Кто-то постоянно зовёт. А сейчас слёзы подступают к глазам, и эти слёзы не должен увидеть никто. Даже Радагар. Особенно Радагар.

В глубине души мечтаю, чтобы он оказался здесь, подошёл ко мне со спины.

И себя же ненавижу за эти мысли, не желаю, чтобы он видел меня такой.

Давлюсь, силясь унять рвущиеся из горла всхлипы. Я оплакиваю свою мечту. Чувствую, как она умирает на моих руках. Ещё одна.