Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

Альберт Степанович оценил представшее перед ним явление комплексно. Непроизвольное напряжение дедукции подсказало сыщику примерную длину шага и ширину ступни экстремала. Тело интеллигентного мента рефлекторно подалось назад, подальше от физически превосходящего объекта. И, наконец, душа заныла еще больше при воспоминании о вчерашнем совместном крахе надежд.

Алик пристально всмотрелся в мрачное лицо Распутина, одновременно с подозрением принюхиваясь. Судя по виду и запаху, большой доктор тоже страдал. Это было немного странно и в то же время порождало чувство единения. Он вежливо отступил еще на шаг и ответил:

— Несомненно. — Путем несложного логического построения из восьми пунктов Алик вычислил корни случайной встречи. — Вы меня ждете?

Клим если и удивился невиданной прозорливости нового знакомого, то виду не подал.

— Точно! Мы ж теперь с тобой почти братья. Мучаешься?

Альберт Степанович вздохнул от всей израненной души. Так могут вздыхать лишь тяжело и безнадежно влюбленные мужчины. Распутин внимательно прослушал стон брата и кивнул:

— Аналогично. — Он с хрустом потянулся, разминая затекший позвоночник, и прохрипел: — Ладно. Слушай, пойдем поговорим? Есть предложение облегчиться друг на друга душами.

Абсолютно неожиданно для самого себя Алик вдруг кивнул. Ему страстно захотелось хоть на секунду избавиться от боли в груди. Захотелось хоть что-нибудь изменить в своей тоскливой обыденной жизни. Тем более что судьба подарила ему товарища по несчастью. Способного на мужскую солидарность. Испытывающего те же человеческие чувства. Пусть даже врача.

— А, пойдемте! — бесшабашно махнул рукой Альберт Степанович, вовремя поймав соскользнувшие с носа очки. — Надеюсь, вы не психиатр? Я, знаете, их как-то…

* * *

Перед зданием отделения бурлила жизнь. Не очень интенсивно, учитывая раннее утро. Скорее, вяло и сонно. Под дождем на ближайшей автобусной остановке роились потенциальные пассажиры. У ларька с кривой, в арабском стиле, надписью «Шаверма» стояла очередь. По тротуару спешили прохожие. На скамейках сидели сугубо мужские компании и дружно читали газеты.

По странному совпадению в середине каждого печатного листа красовалась дыра. Через нее читатели наблюдали за 108-м отделением милиции. В этом была какая-то странность. Может быть, потому что обычно в дождь прессу принято просматривать в помещении. А может, потому что ранним утром нормальные люди спешат на работу, а не сидят с дырявой и мокрой газетой по два часа без движения. И вообще за милицией у нас обычно не следят. Скорее, наоборот.

Альберт Степанович и Клим на причуды окружающих внимания не обратили. Им предстоял серьезный мужской разговор о женщине. В сравнении с этим остальное меркло. Они перешли через дорогу и направились к ближайшему скверику. В невысоком заборе приглашающе зияла дыра. Ворота располагались на тридцать метров дальше. Поэтому через них никто не ходил. Бывшие претенденты на мускулистую руку и функционально безупречное сердце доктора Люды, не оборачиваясь, исчезли в проломе чугунной ограды. Им было о чем поговорить. Тема личных переживаний всегда трепещет живо. И нуждается в заинтересованности посторонних.

С их уходом окрестности внезапно оживились. Как будто невидимая пружина начала выбрасывать со скамеек разных людей. Первым вскочил невзрачный мужчина в кожаной куртке. В городском дурдоме и воркутинских зонах он был известен как Чегевара. По плану слежки, рожденному в тихой и страшноватой квартире Рыжова, ему отводилась роль лидера наблюдения. Он воровато огляделся, словно собирался совершить что-то неприличное. Газета полетела в урну. При этом на лице бывшего зэка отразилось явное облегчение. Читать Чегевара не любил в принципе. Тем более что маскироваться пришлось «Вестником судостроения» — как самым дешевым изданием.

Перед началом преследования он нащупал в кармане справку от Скворцова-Степанова. Ощущение полной безнаказанности его успокоило. Чегевара пригнулся, стараясь слиться с природой, и нырнул в дыру. На прощание он четырежды причесался, дважды кивнув. Это был установленный заранее сигнал для остальных.

Сидящий на крайней скамейке Артур Александрович Кнабаух достал из кармана блокнот и, отыскав нужную запись, перевел себе под нос загадочную для непосвященных жестикуляцию:

— Начинаю наблюдение. Объектов двое.

Худощавая корма бывшего зэка зацепилась за отогнутый прут решетки сквера. Его ноги судорожно дернулись, и Чегевара наконец скрылся из виду целиком.

— Идиот, — без выражения констатировал Кнабаух.

Вторым стартовал бывший доктор Рыжов. Экстрасенс действовал намного естественней своего подельника. В том смысле, что не прикидывался шпионом, а оставался самим собой. Он с видимым сожалением сунул за пазуху журнал «Магическое обозрение» и щедро снял порчу и сглаз с окружающих. Заодно Игорь Николаевич продул себе чакры и приоткрыл третий глаз. Дело предстояло серьезное и неосвоенное. Приходилось напрягать энергию Чи до посинения ауры. Размашистые пассы не прошли зря.

— Отчихнись, потрох тухлый!!! — зарычал мощным басом неблагодарный сосед по скамейке.