Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

«Скорая помощь» приехала быстро. Трясущаяся «Газель» с красными крестами втиснулась в промежуток меж мокрых кустов. Из кабины вылез довольно упитанный фельдшер. На родной подстанции его звали Димон. Отчества молодому человеку не полагалось. Ему много чего не полагалось. Поэтому Димон все брал сам. Когда давали.

Вид обочины и разбросанного по ней пенсионера привел фельдшера в уныние. Дедушки по старой коммунистической привычке никогда не платили. И при малейшем намеке на платные услуги жаловались в райздрав. Наличие выбитых зубов, оторванной ноги и свободно лежащего на траве глаза Димона не удивило. Он горько вздохнул, предчувствуя чужую халяву:

— Что, ветераны, разлагаемся?

— Сгреби клыки, лепила, — прошипел Гнида, — и буркалу прицепи. Пакуем папу.

Фельдшер понял каждое слово. ТАКИЕ слова, сказанные ТАКИМ тоном, входят сразу в спинной мозг, минуя уши. Но пугаться не стал. Наоборот, после банального пролетарского мата феня ему понравилась.

— Классно! — хохотнул Димон. — Ногу тоже брать?

— Грузи. Бакшиш с меня.

Фельдшер был чуток. В том смысле, что даже намек на материальное выражение людской благодарности заставлял его совершать благородные поступки. Особенно по факту предоплаты. «Скорая» встала задом к месту происшествия. Моченого собрали в кучу и сложили на носилки.

— Трогай! — тихо сказал Гнида.

— Что трогать? — с намеком спросил Димон, косясь на карманы клиента.

Вместо ответа оттуда выглянула наборная рукоять заточки. Старому зэку понадобилась секунда, чтобы доказать свою преданность пахану. Водитель просунул усатую голову в салон. Он увидел кучку зубов, глаз на салфетке, оторванную ногу и над всем этим — замершего Димона с ножом у горла. После чего втянулся обратно в кабину и замер, держа руки на руле.

— Семеныч, поехали ко Всем Святым! — скомандовал хрипловатый голос фельдшера. — Клиенты нервничают.

— Слышь, таракан, не трону я твоего лепилу! — тягуче прошипел Гнида.-Трогай!

«Скорая» вздрогнула, выползла из сквера и покатилась в больницу. Семеныч ехал, боясь обернуться. Из салона доносились неясные хрипы. Казалось, что кого-то режут на куски. Или ритмично насилуют в противоестественной форме. Машина неслась по улицам, панически завывая сиреной, словно пытаясь заглушить ужас шофера.

На самом деле Гнида отключился сразу со старта. Схватившись за сердце, он выронил заточку и осел на пол. Димон философски подпер ладонью свою пухлую, плохо выбритую щеку:

— Ты чего, террорист, сам, что-ли, испугался?

— Сердце, — захрипел из-под носилок старик. — Папу спасай, лепила! Я сам как-нибудь…

Даже в суровом сердце фельдшера «скорой» есть место человеческим чувствам. Димон расстегнул замки на укладке неотложной помощи. Неуверенная улыбка прошмыгнула у него между носом и подбородком.

— Хлипкий какой террорист! — хмыкнул он. — Треснутый Орешек-два.

Кислородная маска легла на морщинистые щеки Гниды. Брызнула тонкая струйка, вылетая из шприца. Всю дорогу до больницы имени Всех Святых шла успешная борьба за жизнь шестерки. Димон кряхтел и не сдавался. Моченый хлюпал беззубым ртом и никому не мешал. Так их и сдали в приемное отделение. Пару бессознательных татуированных тел. В комплекте с ногой, глазом и зубами отменного качества.

На прощание Гнида извлек из-под подкладки комок мятой зеленоватой бумаги и сунул фельдшеру в карман.

— Держи, толстый! Если что, мы с Моченым — должники. — Тусклые глаза старого зэка липко прошлись по лицу Димона, словно ощупав душу чувствительными пальцами карманника.

Гниду унесли. А желание никогда больше с ним не встречаться осталось. Димон поежился и шепнул:

— Я не толстый. Я милый! — Он развернул полученный от странного клиента комок. Приятное предчувствие, как ни странно, сбылось. Благодарность оказалась нормального стодолларового размера. Димон облегченно хмыкнул: — Если нужно будет, заезжайте еще!

* * *

Кафе «Старый Дятел» встречало гостей одноименным чучелом на входе. С него периодически сыпались нафталин и перья. В клюве у птицы торчал ерш. Видимо, обозначая фирменный коктейль заведения. Возможно, в паре с рыбой какой-нибудь пеликан смотрелся бы правдоподобнее. Но это был дятел. И с этим уже ничего нельзя было сделать. Впрочем, в кафе щедро наливали. Поэтому интерьер, антураж, дизайн и прочие еврейские выкрутасы никого не интересовали.

Клим Распутин брезгливо стряхнул трухлявое птичье перо с плеча и устремился к стойке. Следом за ним потрусил Алик.

— Есть кто живой?! — рыкнул экстремал.

Ему было плохо. Головная боль стала невыносимо гнусной. Терпение истощилось. Похмелье было смерти подобно. Он упал грудью на стойку, шумно втягивая воздух. В ответ на отчаянный призыв откуда-то снизу проклюнулась плешь. Она сияла в лучистых огнях кофеварки и бликовала зайчиками. Обладатель столь колоритной особой приметы сам в глаза не бросался. Он и торчал-то из-под прилавка как запрещенный товар. Чуть-чуть. Исключительно для тех, кому очень надо.

— Да-а? — донесся ленивый ответ на вопль страждущего.

— Давай водки! — облегченно выдохнул Клим.

Мучениям наступал вожделенный каюк.

— Водки-и? — робко пискнул сзади Альберт Степанович.