Легенда о Коловрате

Жутко выглядели рязанцы в тот миг – окровавленные и обожженные, с оружием, зазубренным в отчаянной битве, со щитами в торчащих обломках стрел, они словно уже прошли через смерть и больше не боялись ее.

Внезапно Евпатий увидал что-то впереди отряда. Там, вдалеке, где речушка впадала в широкую Оку, среди черных развалин сожженной деревни, плясали багровые огоньки. Воевода подозвал к себе Ратмира и спросил:

– Ты всегда среди дружинников первым соколом слыл, скажи, что, не замутили тебе годы ясных глаз? Разглядишь, что за огни? И сколько их?

Старый дружинник только хмыкнул в ответ и, приподнявшись на стременах, вгляделся в сгущающийся сумрак. Какое-то время он щурил глаза, потом повернулся к Коловрату и, с трудом сдерживая волнение, ответил:

– Конница поганых, около сотни. Видать, грабили псы, от войска отстали.

Евпатий обвел взглядом свое разномастное войско и сказал с решимостью и яростью в голосе:

– Ну что, вот и первый раз настал, когда можем кровью безбожников месть свою утолить! Сегодня день святой – Рождество Христово, самый день вставать на борьбу против поганой силы! Воины земли Рязанской, кто со мной пойдет на бой с нечестивыми?!

Крик сотен глоток был ему ответом. Воевода вскочил на подведенного ему коня и принялся набирать себе отряд для атаки.

Афанасий Нездила осадил лохматого степного коня и тревожно прислушался. Показалось ему, что со стороны Рязани ветер донес боевой клич, грозный и безжалостный. А может, это просто сосны скрипят от ветра на берегах Оки? Неспокойно толмачу. Неудобно сидит новый халат из дорогого шелка, давит палец золотой перстень с яхонтом – подарок хана. Он нетерпеливо огляделся по сторонам. Сотня, которой теперь командовал Нездила, легкие всадники-кипчаки родом из половецких степей, не интересовалась ничем, кроме грабежа. Вот и сейчас они рассеялись по развалинам деревни в поисках прикопанных кладов и забытых в спешке ценных вещей. Среди обгорелых срубов слышались возня, азартные возгласы и брань. Бывший толмач в досаде плюнул на снег. А ведь Субудай в награду за предательство обещал дать ему под командование десять тысяч всадников! И что он получил? Сотню трусливых псов, которые и слушать не хотят его приказы!

Невдалеке раздались радостные возгласы, степняки взломали чудом уцелевший амбар и обнаружили в нем, кроме прочего, большую корчагу хмельного меда и теперь черпали плошками сладкий напиток, пачкая руки и жидкие бороды. Непривычные к хмелю кочевники разбрелись по деревне, хохоча и бранясь. Старые воины пытались урезонить молодых, напоминая, что пророк запретил им пить вино, но их уже никто не слушал. Нездила глядел на всю эту кутерьму, скрипя зубами от гнева, пока терпение его, наконец, не лопнуло:

– Эй вы! Довольно! Нам нужно спешить, войско Бату-хана ушло уже далеко!

Крикнул он по-кипчакски. Один из половцев, увлеченно обшаривавший замерзший труп крестьянина, прервал свое занятие и недовольно обернулся на нового командира:

– Э! Урус, охолони! Кипчак там-сям ищет, урус зарывал клад богатый, серебро, золото. Кипчак знает. Когда находи клад – тогда Бату-хан догоняй.

– Ах вы собаки! Вам бы только брюхо свое ненасытное набивать! – Нездила в гневе наотмашь стеганул степняка нагайкой.

– Я ваш сотник! Я приказываю – живо садитесь на коней и выступаем!

Половцы, недовольно ворча, обступили Афанасия, но приказ выполнять не торопились. Один из десятников, строгий старик в зеленой чалме, погрозил ему скрюченным пальцем:

– Лучше молчи, кяфир, ты нам человек чужой, с кочевой жизнью незнакомый. Вдруг с коня упадешь, шею сломаешь? Всякое бывает, лучше молчи.

Нездила, онемев от такой наглости, схватился было за рукоятку сабли, но передумал:

– Я все расскажу хану о вашей непокорности! Он сдерет с вас кожу! – закричал Афанасий, и его красивое лицо перекосило от гнева. Половцы только засмеялись в ответ, тесня его к черной от сажи избе. Внезапно их остановил леденящий душу крик. Все разом обернулись и замолкли от ужаса. Десяток кочевников, который сторожил коней, валялся на снегу порубленный неведомой силой. Все вокруг было в крови, и лишь один воин, пригвожденный к стене обломком меча, хрипел и сучил ногами, не в силах достать до земли.

– Мертвые урусы!.. Бегите! – выдавил он из себя, плюясь кровью. Стон ужаса прокатился среди половцев. Над гиблой деревней свистал холодный ветер, и через его вой стало слышно, как среди развалин не своим от страха голосом кричат воины, застигнутые неведомыми убийцами врасплох. Грабители, одурев от испуга, сталкивались в темноте и рубили друг друга, не успев разобраться. Оставшиеся в живых сгрудились в кучу вокруг костров и, вытащив оружие, пытались разогнать непроглядную тьму красным светом факелов.