Легенда о Коловрате

Евпатий Львович спал чуть в стороне. Он приказал, как всегда, связать себе на ночь руки, а мечи положил так, чтобы достать было сложно. Если только всех перебудить.

Девушка с грустью посмотрела на своего хозяина, помедлила и подошла ближе. Он спал на боку, неудобно выгнувшись из-за стянутых веревкой рук. Бедный, даже отдохнуть ему по-человечески нельзя.

Наклонившись вперед, Лада заглянула через плечо Евпатия. Глаза вроде закрыты – в неверном свете маленького костра не понятно, – дыхание ровное, глубокое. Долгую минуту она смотрела и колебалась, но горячее желание все больше брало верх. В конце концов девушка поддалась. «Я же не задумала ничего дурного, – успокаивала она себя, быстро сбрасывая одежду. – Только полежу рядом. Согрею».

Все мысли, все чаяния, которые мучили ее долгие годы, нахлынули разом. Может, и не представится больше случая прижаться вот так, всем телом, ощутить близость, вдохнуть этот родной и до умопомрачения любимый запах. Смерть поджидает за каждым деревом, за каждым поворотом. И если не сейчас быть смелой и бесстыдной, то когда?

Лада осталась в одной сорочке, и холод тут же окатил ее своим студеным дыханием. Девушка задрожала всем телом, приподняла тулуп, под которым спал Коловрат, и нырнула в спасительное тепло. Она тесно прижалась к нему и почувствовала, как связанные руки уперлись ей в живот. От этого прикосновения перехватило дыхание. Не понимая, что делает, Лада потянула за конец веревки, стягивающей запястья Евпатия, и как только путы ослабли, он повернулся.

Блестящие глаза в неверных отсветах тусклого костерка казались черными. Они смотрели на нее с удивлением, и от этого взгляда становилось жарко и страшно одновременно.

– Т-с-с. Тихо. – шепотом затараторила девушка, захлебываясь воздухом, который внезапно стал густым и тяжелым. – Тебя ранили. Но рана зажила. Видишь, крови нет. Это было давно. Тринадцать лет назад. Ты был сотником у князя Юрия. А сейчас мы в лесу. Мы бьемся с ханом Батыем, что сжег Рязань.

Коловрат, не отрывая от нее взгляда, приподнялся на локте:

– Ты что?

На его лице была написана такая растерянность, что Лада почувствовала себя немного увереннее. Судорожно сглотнув, она встала на колени. В голове забилась мысль, от которой внутри все сжалось. Он ничего не помнит, не знает, кто она. А раз так, то можно стать для него кем угодно… Господи, прости мне мои прегрешения! Люблю его, люблю так, что нет мочи терпеть.

Девушка подняла руки к волосам и расплела косу. Шелковистые пряди рассыпались по плечам белым золотом. Не отрывая глаз от лица Евпатия, Лада потянула завязку на сорочке и, схватившись за ворот, спустила ее вниз, обнажая грудь. Округлые девичьи перси высоко вздымались от сбивчивого дыхания, а щеки пылали сильнее язычков пламени в костре.

– Я твоя жена Лада, – хрипло прошептала девушка, наклоняясь к губам Коловрата. Но вместо горячего поцелуя услышала:

– Холодно здесь.

Евпатий отстранился, взял тулуп, который служил ему одеялом, и накинул на голые плечи Лады.

– Озябнешь. Простынешь.

Он печально посмотрел в ее расширенные от стыда и ужаса глаза и добавил:

– Мою жену Настей зовут. Звали.

Если бы в этот миг под Ладой разверзлась земля и поглотила ее, сбросив в самые глубины преисподней, она была бы только рада. Девушка вцепилась в воротник тулупа с такой силой, что даже пальцы побелели. Ей хотелось бежать, бежать куда глаза глядят… И замерзнуть где-нибудь в лесу, чтобы никто не нашел и снова не посмотрел на нее таким же печальным взглядом, как сейчас смотрел Коловрат.

Судорожно всхлипнув, Лада попыталась вскочить, но сильные руки удержали ее на месте. Евпатий Львович сел рядом, обнял одной рукой за плечи и прижал к себе.

– Погоди! Ты ничего плохого не хотела, я знаю.

Слезы полились из девичьих глаз двумя ручьями. Продолжая сжимать спасительный тулуп, Лада уткнулась в плечо боярина и только мелко вздрагивала. Ей было так плохо и стыдно, как не бывало никогда в жизни. Даже у ушуйников в плену она не чувствовала себя такой униженной, несчастной и одновременно такой недостойной сочувствия. Как она могла так подло поступить? Как могла попытаться обмануть того, кто ей дороже всех людей на свете? А он даже не злится, не упрекает.

Евпатий тем временем гладил Ладу по волосам, смотрел в огонь невидящим взором и приговаривал:

– Ты молодец. Не плачь, славная моя, не плачь! Посиди тут, погрейся.

Ему было жаль эту преданную и достойную самых горячих чувств девушку. За что же Господь так несправедлив к ней, раз заставил влюбиться в того, у кого от сердца осталась одна зола? Значит, не напрасно Настя кидала на Ладу косые взгляды. Женщины такие вещи нутром чуют, каждый невольный вздох примечают. Как говаривала ему в детстве матушка, «сердцем видят».