Легенда о лиловом драконе

— Эйнард, Ойрой тебя молю, остановись! — воскликнула она. — Оглянись вокруг, посмотри на нас, пойми наконец, что мы не враги тебе! В погоне за своей идеей ты хочешь смести на пути все, в том числе потерять любовь матери, которая ради тебя готова на что угодно! Как же ты не хочешь понять, что один в поле не воин?!

Эйнард передернул плечами.

— Я пытался достучаться до вашего человеколюбия, но остался ни с чем, — раздраженно заметил он. — Прикажешь смириться и устроиться работать дворником?

Ильга выдохнула, потом подошла и взяла брата за руки.

— Эйнард, ты слишком долго жил в чужих странах и забыл, какие законы правят в Армелоне, — очень тихо, но бесконечно нежно произнесла она. — Здесь не терпят выскочек вроде тебя. Здесь даже дракон живет себе тихонечко на заднем дворе и не высовывается, потому что знает: одно неловкое движение — и никто не вспомнит о его существовании. А ты снова и снова ищешь неприятности на свою горячую голову. Сначала с сыном градоначальника чуть не подрался из-за своего ящика. Потом пошел к самому главе города с требованием — заметь, не с просьбой! — организовать в Армелоне госпиталь. Затем принялся волновать горожан, рассказывая им какие-то ужасы и призывая к поддержке своей идеи. А теперь порезал живого человека! Порезал, Эйнард! Ты хоть представляешь, что было бы, если бы Беанна не пришла после этого в себя?

— Вполне, — отозвался Эйнард и отнял у сестры руки. — Я давно привык отвечать за свои поступки.

— И столь же давно разучился думать о близких, — расстроенно закончила Ильга.

Вспылив, Эйнард вскочил со своего места.

— Кто дал тебе право упрекать меня в подобных вещах?! — жестко спросил он. — Я всю жизнь, с семи лет — едва только умер отец — работал и содержал вас с матерью! Я каждый месяц отправлял вам из южных стран деньги, чтобы вы ни в чем не нуждались, а знаешь ли ты, чего мне стоило иногда собрать необходимую сумму? Я не всегда мог заплатить за обед, но любой сэкономленный шнокель откладывал для вас. И для чего? Чтобы теперь услышать от неблагодарной девчонки…

— Мы очень благодарны тебе, Эйнард, — вдруг сухо заявила Ильга и, кое-как достав из сундука тяжелый мешок, протянула его брату. — Вот, мама просила передать. Здесь как раз должно хватить на аренду помещения для твоего госпиталя.

Эйнард в немом изумлении развязал мешок и заглянул внутрь. И онемел от открывшегося зрелища.

— Здесь ровно пятьдесят тысяч рольдингов, — прокомментировала Ильга, — почти все, что ты нам прислал. Мама не велела тратить ни одной твоей монеты, но мне пришлось ее ослушаться, когда она сильно заболела и едва не ослепла. Я пыталась потом возместить понесенные затраты, но не успела…

— Зачем? — только и смог выговорить Эйнард. — К чему эти жертвы? А если бы… Если бы я вообще не вернулся? Ведь всякое могло быть…

Ильга пожала плечами.

— Мама всегда верила, что рано или поздно сердце позовет тебя домой, — опустив голову, сказала она. — «И тогда мы должны показать, что достойны быть его семьей», — говорила она. Хорошо, не знала, что для тебя это совсем неважно.

Эйнард, словно лишившись остатков сил, упал в кресло и запустил пальцы в буйные кудри.

— Почему же она ни разу не сказала мне об этом в глаза? — пробормотал он. — Не написала в письме? Просто не намекнула? Мне ведь не много было надо…

Ильга снова вздохнула и, обойдя сзади, обняла брата за плечи.

— Потому что вы оба с ней невероятно гордые и никак не хотите услышать друг друга. Мама прячет свой страх за тебя за недовольством твоим своеволием. А ты считаешь, что она сможет тобой гордиться, только если ты совершишь нечто невероятное. Но все совсем не так, Эйнард. Мама не переживет, если с тобой случится несчастье. Пожалуйста, не дай мне потерять вас обоих. Даже если за десять лет ты перестал считать меня своей сестрой.

Эйнард взволнованно прижался губами к ее руке и вспомнил, как плакала маленькая Ильга, когда он уезжал из города. Ей тогда едва исполнилось восемь, и она была невероятно смышленой девочкой. Вовсю помогала матери не только по хозяйству, но и в ее работе: кипятила воду для рожениц, мыла и пеленала младенцев, и была надеждой и отрадой. Эйнарду с его упрямством и непонятными идеями доставались лишь упреки, и Ильга по мере сил старалась хоть как-то скрасить брату неприятности. Она была как котенок: ласковая, игривая и очень преданная, и первые месяцы в разлуке Эйнарду больше всего не хватало именно ее тепла. Потом он постепенно привык, заматерел, свел воедино мать с сестрой и решил, что может откупиться от них и своей совести деньгами. К счастью, боги оказались мудрее него, не только позволив вернуться домой, но и с Ильгиной помощью узнать, чего он действительно стоит.

— Я обязательно помирюсь с мамой, — пообещал он и вздохнул совсем как сестра. — Правда, боюсь, мой новый интерес понравится ей еще меньше предыдущего.

— Беанна? — мигом поняла Ильга, и Эйнард даже вздрогнул от ее проницательности. — Ты с таким чувством рассказывал, как она бинтовала тебе голову, что я сразу все поняла, — объяснила она. — Она, конечно, очень красивая…