Легенда о лиловом драконе

Как ей пришло в голову вынудить Эйнарда принять лекарство именно таким способом, тоже известно лишь богиням. Беанна не думала о том, как это выглядит со стороны, что скажут о ней Ильга с Тилой, будет ли вообще прок от ее действий или все это бессмысленно. Но только ее безумство совершило чудо. Когда дыхание Эйнарда чуть выровнялось, Беанна умыла слезами облегчения любимые руки и, уткнувшись ему в плечо, пролежала так до самого прихода сестры с голодной Айлин.

На угрызения совести сил у Беанны не хватило. Она только послушно съела почти безвкусную Арианину кашу, наскоро покормила дочь и снова бросилась к Эйнарду. Риана поймет, а Айлин об этом никогда и не вспомнит. Беанна потом заслужит их прощение, но сейчас она была нужна Эйнарду, а он был нужен ей, и всю ночь Беанна провела у его постели, примостившись то ли сидя, то ли лежа, и только считая пульс на подложенном под щеку запястье и иногда безотчетно прижимаясь к нему губами. Позволит ли Эйнард ей это, когда выздоровеет? Все-таки она довольно чувствительно оскорбила его своим отказом. И ни его чувства, ни жертвы не могли дать ответа на волнующие Беанну вопросы. Они появились только тогда, когда Ильга приготовила первую тубер-стружку, и теперь причиняли едва ли не большее беспокойство, чем предыдущие переживания.

Присутствие в этой же самой палате бывшего жениха Беанну никак не смущало. В конце концов, они оба сделали свой выбор, и никакой ответственности перед ним Беанна, слава Ойре, уже не несла. Но при всей своей сосредоточенности на Эйнарде она не могла не заметить странного поведения Ильги с тех самых пор, как в госпитале появился Тила. Ильга стала вести себя тише воды ниже травы, а с Беанной начала общаться несколько заискивающе, будто в чем-то зависела от нее. Беанну поначалу это забавляло, но в отсутствие объяснения подобному поведению она несколько недоуменно отвечала на осторожные и старательно завуалированные вопросы Ильги о своих отношениях с Тилой. И в какой-то момент Беанну озарило: ну конечно, эта дурочка додумалась втрескаться в сыночка градоначальника и теперь не знала, что делать. Беанна едва сдержала смех, чтобы не обидеть Ильгу: все-таки та оказала ей неоценимую услугу, рассказав об Эйнарде и приготовив целебный отвар, и платить в ответ черной неблагодарностью Беанна не желала. Но губа у девочки, конечно, не дура: Тила — жених завидный, уж с этим не поспоришь. Все при нем: и красота, и честь, и положение; и, став матерью, Беанна наконец поняла причину, по которой отец избрал для нее именно такого будущего мужа. Вот только Тила в упор не замечал Ильгу, и даже имя ее запомнить не удосужился — а это было как раз той причиной, по которой сама Беанна так противилась этому браку. Отдать жизнь такому самодовольному дуболому могла только поистине влюбленная женщина, и Беанне захотелось хоть немного помочь Ильге в ее необъяснимых чувствах. Вряд ли Тила сам когда-либо соизволит обратить на такую, как Ильга, свой величавый взгляд. Значит, надо было заставить его это сделать. А там уж пусть распоряжаются богини. Все лучше, чем позволить сестре Эйнарда зачахнуть от несбыточных мечтаний. И Беанна открыла Тиле глаза на чувства его сиделки.

Он исчез, когда Беанна отлучилась, чтобы покормить дочь. Все-таки в госпитале для Айлин была весьма велика вероятность подцепить смертельную болезнь, и после улучшения состояния Эйнарда Беанна позволила себя ненадолго отлучаться, выполняя материнские обязанности.

Она хотела было поинтересоваться отсутствием Тилы у Ильги, но ту в госпитале тоже не застала. Впрочем, даже они оба вместе взятые не волновали Беанну больше, чем Эйнард. А потому она просто опустилась на уже ставшее привычным место и благоговейно взяла в руки его ладонь. Нежно провела пальцами по ее тыльной стороне, следуя маршрутом вздувшихся вен, потом зачем-то погладила каждый ноготь: очень короткий и аккуратно остриженный, как и полагалось доктору. Вздохнула. Эйнард, разумеется, никак не отреагировал, все еще находясь без сознания, но Беанна радовалась уже тому, что он перестал стонать и метаться в горячке.

Беанна приподнялась и осторожно потрогала губами его лоб. Наконец-то ответом ей стал не обжигающий жар, а чуть подсохшая испарина, свидетельствовавшая о том, что больной продолжает выздоравливать. Беанна с облегчением прижалась щекой к тому же месту и прикрыла глаза, мысленно воздавая богам благодарность за доброту.

В госпитале было непривычно тихо, и только огонь потрескивал в печи. На душе у Беанны стало неожиданно легко и светло, словно в предчувствии какого-то чуда. Ах, если бы было можно… Прикоснуться губами к его губам… хоть на пару секунд… пока никто не видит… Снова почувствовать их мягкость, от которой у Беанны кружилась голова, даже когда она думала лишь о лечении. А может быть… Что ей терять, кроме собственной неудачливости?