Легенда о Пиросмани

…Их кутёжное веселье в «Дарьяле» затянулось допоздна. Потом они, вместе с зурначи, взяли грустного извозчика в армяке с яркими пуговицами и, удобно устроившись в его фаэтоне на широких сиденьях из тёмно-красного бархата, понеслись по ночному Тифлису. Башенные часы над Думой на Эриванской площади только пробили одиннадцать и люди давно разошлись по домам. После удушливого дневного зноя и сутолоки уже не слышны были выкрики продавцов, были закрыты все магазины и лотки. Утих непрекращающийся гомон на базаре. Город, натруженный в течение всего знойного дня, сейчас отдыхал от забот. Но в верхнем Сололаки – таком родном ему Сололаки – где он знал каждую улочку и каждый дом, на кровлях некоторых домов сидели люди, наслаждаясь свежим вечерним ветерком, веющим с горы Мтацминда и со стороны садов Ортачала, где сейчас вовсю гуляет дворянство и купечество. Гладкие, покрытые глиной и пылающие жаром крыши кто-то охлаждал водой из чанов и кувшинов. Некоторые стлали ковры. Выносились мутаки – цветастые подушки продолговатой формы. Где-то устраивались общие увеселения, восхитительно плясали «Лезгинку».

Нико и не заметил, как фаэтон доставил их в Ортачала, к Орбелиановским серным баням, чьи двери круглые сутки были открыты для всех желающих.

– В Цовьяновских банях сегодня женский день. – со знанием дела объяснил извозчик, поправив на голове цилиндр. – В Мирзоевскую и Бебутовскую не протиснешься в этот час, а баня Царя Ираклия – на ремонте.

Гостеприимный банщик встретил их на пороге, провёл внутрь под сопровождение зурны и противной вони от серы.

– Располагайтесь, господа-батонебо! – учтиво предложил он, рассматривая гостей. – Я сейчас позову его…

– Кого? – поинтересовался один из друзей Нико, Гогия.

– Того, кто не сеет, не пашет, – только жнёт, тем и живёт… – ответил тот хитроумной загадкой и быстро удалился. Все переглянулись и только один из них, Васо, смекнул:

– Пошёл за цирюльником.

Баня была большой и каменной и имела отдельные номера со сводами. Свет проникал во внутрь сверху, через купола, едва освещая глухие кирпичные стены. Пол в предбаннике выложен плитами из серого камня и устлан коврами, а лавки покрыты разноцветным сукном, в изголовье которых лежали мутаки. Сами ванны в купальне облицованы мрамором. Когда-то в одной из них мылся сам Пушкин, а потом описывал роскошь тифлисских бань…

Пока гостей брили, успели, не спрашивая, накрыть стол. Иначе нельзя! Зашипел огромный самовар с ароматным чаем из мяты.

Худой лысый тёрщик без возраста, чудом выживший в этом аду и пару, подошёл к Нико и уложил его на тёплом каменном полу, запрыгнул ему на плечи, стал вытягивать ему суставы, скользил ногами по бёдрам и плясал по спине вприсядку, бил кулаком, не причиняя боли, а лишь давая удивительное облегчение. После этого стал тереть его всего «кисой» – шерстяной рукавицей-мочалкой и намыливать полотенцем, чтобы опять, по второму кругу, сдирать с него грешную шкуру.

Эх, тёрщик, тёрщик! Древняя у тебя профессия! Знаешь и молчаливо хранишь все самые сокровенные тайны моющегося. А как же иначе? Перед тобой, как перед Богом на исповеди, все равны в своем естественном, неприкрытом обличье.

А тот, верой и правдой служа благому своему делу, ещё и громко напевал:

«Лучше нашей серной бани

Нет, поверь, и не бывает.

Все похмелье прочь выходит.

Все грехи она смывает».

Напоследок он окунул разомлевшего Нико в ванну с целебной серной водой из горячих подземных источников. Жизнь вернулась в его тело вместе с аппетитом. Ощущая внутри себя сладость бытия и освобождённость от забот, закрыл он глаза в упоении, желая одного – до самой смерти продлить это блаженство.

После того, как их беззаботную компанию побрили и помыли по всем банным правилам, они, свежие и обновлённые поехали дальше – гулять так гулять! До глубокой ночи! До следующего утра! А лучше всего – и вовсе бы не возвращаться домой, в эту постылую молочную лавку…

Их фаэтон покатился дальше, сквозь узкие улочки, обгоняя коляски-одиночки и другие фаэтоны, что понаряднее, явно петербургской работы, со спешившими в Ортачальские увеселительные сады князьями, сопровождавшими своих разодетых дам и уже изрядно подвыпивших гостей. Любители пиров – кто быстрее, а кто не спеша – съезжались сюда со всех районов Тифлиса – из Авлабара, Сололаки, Воронцова, Харпухи, с Хлебной площади и Шейтан-базара. Все с радостью и нетерпением предвкушали покутить здесь как следует, пообщаться, на людей посмотреть и себя показать, увидеть весёлые танцы кинто, баяты и мухамбази ашугов, и другие забавные зрелища.