Легенда о Пиросмани

А потом, будучи простым кузнецом в жизни, но истинным поэтом в душе, как и все тифлисские карачохели, он продолжил свое напутствие стихами, наполненными силой истины и духом благодати:

Кто богаче, кто бедней.

Кто страшней, кто красивей.

Друг Никала, не сердись,

Лучше Богу поклонись!

Ты здоров, Нико, одет,

И живёшь вдали от бед.

Остальное – это жизнь!

Что Бог дал – за то держись.

Знал, знал этот мудрый старец, что только труд сделает из Нико настоящего Мастера, истинного художника.

– Святой Гиоргий тебе в помощь! – сказал он на прощанье. – Верь в него!

* * *

…Нико не помнил, как оказался в тот вечер в Ортачальских садах. Как искал тот духан, в котором обитала его Иамзэ. Он не навещал её почти полмесяца. В последнюю их встречу он оставил ей два рубля – этих денег хватило бы ей на пропитание и по сей день, даже если бы она не заработала и копейки…

Куда же делся тот духан? Неужели он проглядел его в темноте, прошёл мимо?

Наконец, вот он – перед ним! Стоит – как стоял. А над самым входом – картина, на которой он, Нико, изобразил «ортачальскую красавицу». Он с грустью осознал, что предприимчивый хозяин духана повесил её как вывеску. Теперь каждому понятно, что тут и девки имеются, для любви или компании, – «распивочно и на вынос».

Войдя, он огляделся по сторонам: духан был полон людей, все пьют, поют и веселятся. Но Иамзэ здесь нет. Он вышел во двор, обогнул ресторанчик с обратной стороны, где она, сдержанная и печальная, позировала ему в прошлый раз. Но двор тоже был пуст, только две бездомные худые собаки, трусливо поджав облезлые хвосты, смиренно ожидали объедков и костей после кутежа.

Вдруг, в проёме задней двери, показалась тонкая фигура женщины. Она принадлежала подруге Иамзэ, ещё молодой девушке Маро, которая, прижимая к груди тяжёлый доки с вином, обычно разносила его по столикам, наполняя чаши пьяных гостей. Он кликнул её, спросил, где найти Иамзэ. Та подошла, узнала его, и шёпотом поведала о том, что бедная её подруга заболела неизвестной хворью. Клиентов у неё уже совсем не было. Обслуживать гостей за столами ей не позволял хозяин, говорил: «чёрт, мол, знает, чем она больна?» Поначалу она, корчась от боли, и согнувшись в три погибели, мыла здесь грязную посуду, чтобы заработать на похлёбку. Потом слегла окончательно. А три дня назад уснула вечным сном, не проснувшись, как обычно, с криками горластых петухов на заднем дворе духана. В кармане у неё нашли два рубля, на то и схоронили в тот же день. Вернулись, выпили за упокой души по чаше вина, и каждый занялся своим делом. Где погребли? Где-то на Кукийском кладбище… Могилу её не ищи, всё равно не найдёшь! Нет там ни креста, ни камня, ни таблички какой!..

* * *

…Крепись, Никала!

Все знают, что лиха беда не ходит одна. Сама идёт – и другую ведёт…

* * *

…Где Ортачала – и где Кукия! Огромное расстояние! Но в кармане его нет ни гроша, чтобы нанять коляску. И он побрёл на Кукия пешком. Дошёл до обширного кладбища только глубокой ночью, нарвал здесь для Иамзэ фиалок с чужого захоронения, не забыв при этом попросить прощения у усопшего и пожелать ему Царствия Небесного. Стал искать свежую могилу при тусклом свете луны, споткнулся носком нового ботинка о мокрый камень и лихорадочно искал, за что бы ухватиться при падении. Упав, он сильно поранил колено о чью-то надгробную плиту, а пробираясь впотьмах, царапался о колючие ветки шиповника и острые металлические ограды.

Увы… дождь смыл все следы, беспощадно уничтожил все новые бугорки, сровнял их со старыми погребениями.

Лишь когда в дали замаячил рассвет, промокший до нитки и оставленный всеми, упал он в бессилии на сырую землю и обхватил руками свою несчастную голову. В ней зазвучали грустные нотки одной тоскливой песни, которую ему совсем недавно, всего полмесяца назад, тихо и нежно пропела девочка с воздушным шаром из увеселительных ортачальских садов. Его Иамзэ.

Я могилу милой искал,

Сердце мне томила тоска.

Сердцу без любви нелегко.

Где же ты, моя Сулико?

Глава 8. Духанный живописец

Уже третий день бродил он по городу с окаменевшей душой. Вновь и вновь мерил его усталыми шагами вдоль и поперёк, то спускаясь вниз, к реке, то упорно поднимаясь вверх нехожеными доселе тропами, карабкался по скалам Сололакского хребта. Но нигде не находил он своего места под солнцем. Одно было ему ясно – прежняя жизнь его кончилась, новая же пока не началась.

Да и начнётся ли? Одному Богу это известно.

Временами он останавливался лишь с целью уткнуться взглядом в одну точку на горизонте, где случайно показалась маленькая тучка, и куда он готов был направиться в следующую минуту, словно за ней скрывалось то действенное целебное снадобье, что успокоило бы его, унылого неудачника, помогло бы высвободиться из плена обманчивых иллюзий и глупых мечтаний.