Легенда о Ричарде Тишкове

«Здравствуй, Ричард!

Жаль, что ты так долго не писал, потому что с Зиной случилось большое несчастье, я до сих пор не могу понять, как это получилось и почему. Две недели назад она украла у женщины в душевой золотые часы и продала другой женщине в городе за шестьдесят четыре рубля пятьдесят копеек. На следующий же день ее забрали в милицию, она во всем призналась, только насчет денег не говорила, зачем они ей. А потом сказала, что хотела купить туфли, но, по-моему, это полная ерунда. Да и девчонки говорят, что туфли стоят двадцать два рубля, какие она хотела, вполне могла бы в получку купить. Да и вообще ерунда, ты же ее знаешь, никогда ничего чужого и в руки не возьмет.

На той неделе, наверное, в субботу, должен быть показательный суд у нас в клубе. Если можешь, приезжай.

А так у нас все по-прежнему. Открыли столовую в седьмом квартале. Я записался в народную дружину, уже два раза ходил патрулировать. Кроме того, записался в драматический коллектив, но роль мне еще не дали, так что пока с Эдиком Пухначевым готовлю декорации: он рисует, а я помогаю раскрашивать.

Если сможешь приехать, дай телеграмму, я тебя встречу. А если не сможешь, напиши подробно, как твои дела.

А насчет Зины — я всем предлагаю ее взять на поруки, но пока что не хотят, потому что ее почти никто не знает. Тем более считают, что она призналась не во всем и не искренне.

До свидания.

Шурик»

Дальше шла красивая Шурикова роспись.

Ричард тупо смотрел на письмо. Потом торопливо сложил его, сунул обратно в конверт, огляделся и тогда только проговорил:

— Так… Весело…

Он быстро пошел, сперва все равно куда, лишь бы подальше от почты, потом сообразил — в столовую: там была толпа, там легче спрятаться.

А спрятаться ему было нужно, просто необходимо, сейчас же, немедленно — спрятаться, скрыться, исчезнуть, перестать быть. Он не знал, чего боится, мысли, мельтешащие в мозгу, никак не склеивались, не охватывались трезвой связью. Но спрятаться было необходимо, это он чувствовал наверняка.

Он почти вбежал в столовую и стал действовать как все: занял очередь, получил борщ на раздаче, получил котлеты с макаронами, взял компот, хлеб и заплатил пятьдесят девять копеек… Сел за столик и начал есть, как ели все вокруг.

Парень, обедавший за одним с Ричадром столиком, встал, вытер губы ладонью и сказал из деликатности, чтобы не уходить молча:

— Вот и подзаправился!

И Ричард улыбнулся, как улыбнулся бы на его месте всякий другой.

Парень отошел, а Ричард тут же достал письмо из конверта, перечитал, и опять его прошибло трусливым потом от этой цифры: шестьдесят четыре рубля пятьдесят копеек. Далеко до Тузлука? Шестьдесят четыре с полтиной!..

Эх, черт, как он заранее не скумекал! Вылетай, да еще срочно. Ну где ей денег достать? Шестьдесят четыре с полтиной! У нее-то гитары нет… Занять? Такие деньги занять — тот еще ум нужен…

Он вспомнил, как однажды в Степном Зина провожала его через весь город в компанию, а обратно двенадцать остановок шла пешком — деньги забыла, а у него спросить пятачок на автобус постеснялась. У него — постеснялась!

Ричард снова сложил письмо, сунул в карман. Быстро принялся за котлеты. Не видал, не был, не знаю!

Потом, уже на улице, когда с ревом прошли мимо два огромных транзитных грузовика, Ричард сообразил, что Тузлук — не единственный город на земле, что стоит только доехать до аэропорта, и через три часа не будет никаких шестидесяти четырех с полтиной, а будет двадцать пять, или тридцать восемь, или девяносто…