Легенда о Сан-Микеле

Все это меня крайне заинтересовало, и я решил, что мне следует спуститься в Капри и самому выяснить, как все произошло. Площадь была заполнена вопящими людьми. В толпе стояли мэр и муниципальные советники, с нетерпением ожидая прибытия карабинеров из Сорренто. На ступенях церкви собрались священники и что-то обсуждали, отчаянно жестикулируя. Церковь заперли до прибытия властей.

Да, сказал мэр, подходя ко мне с серьезным выражением лица, все это правда. Когда причетник утром открыл церковь, там было полно дыма. Катафалк наполовину обуглился, так же как и гроб, а от бесценного покрова из расшитого бархата и десятка венков от родственников и духовных чад каноника осталась только кучка тлеющего пепла. Три больших восковых свечи у гроба еще горели, а четвертая была опрокинута кощунственной рукой, по-видимому, чтобы поджечь покров. Пока еще неизвестно, дьявол натворил все это или какие-то злоумышленники, однако, проницательно заметил мэр, тот факт, что все драгоценные камни в ожерелье Сан-Констанцо на месте, заставляет его, говоря между нами, склоняться к первой версии.

Чем больше я узнавал, тем загадочней становилась тайна. В кафе «У Хидигейгея», в штаб-квартире немецкой колонии, пол был усеян разбитыми стаканами, бутылками и всякого рода посудой, а на столе стояла наполовину опорожненная бутылка виски. В аптеке десятки фаянсовых банок с ценными лекарствами и тайными составами были сброшены с полок, везде было пролито касторовое масло. Профессор Рафаэлло Пармеджано сам показал мне опустошение, произведенное в его новом выставочном зале, лучшем украшении площади. Его «Извержение Везувия», «Процессия Сан-Констанцо», «Прыжок Тиберия», «Красавица Кармела» были свалены в куче на полу, рамы сломаны, холсты порваны. «Тиберий, купающийся в Голубом Гроте» еще стоял на мольберте, сверху донизу заляпанный диким образом ультрамариновой краской.

Мэр сообщил мне, что расследование, произведенное местными властями, пока не дало никаких результатов. От предположения, что это дело рук грабителей, либеральной партии пришлось отказаться, так как ни одна ценная вещь не пропала. Даже два опасных неаполитанских преступника, более года сидевшие в тюрьме Капри, имели алиби. Было установлено, что из-за сильного дождя они всю ночь провели в тюрьме, вместо того чтобы, как обычно, после полуночи прогуливаться по селению. К тому же они были добрыми католиками, пользовались всеобщей любовью и уважением и не стали бы затруднять себя подобными пустяками.

Клерикальная же партия из почтения к памяти дона Джачинто решительно отрицала участие дьявола в этом происшествии.

Так кто же натворил эти гнусные безобразия? Ответ мог быть только один: давние враги и соседи – жители Анакапри. Конечно, это их рук дело! И все становилось на свои места. Анакаприйцы ненавидели каноника и не могли ему простить, что он в своей знаменитой проповеди в день Сан-Констанцо высмеял последнее чудо Сан-Антонио. Яростная вражда кафе «У Хидигейгея» и нового кафе в Анакапри была известна всем. В дни Цезаря Борджиа дон Петруччо, аптекарь Капри, хорошенько подумал бы, прежде чем принять приглашение своего коллеги из Анакапри отведать его макарон. Соперничество профессора Пармеджано из Капри и профессора Микеланджело из Анакапри из-за права на «Тиберия, купающегося в Голубом Гроте» перешло в последнее время в ожесточенную войну. Открытие выставочного зала нанесло профессору Микеланджело тяжкий удар, и никто уже не хотел покупать его «Процессию Сан-Антонио».

Конечно, Анакапри – корень зла!

Долой Анакапри!

Долой!

Я сильно встревожился и счел за благо отправиться восвояси. Я не знал, чему верить. Яростная война, которая началась между Капри и Анакапри еще во времена испанского владычества в Неаполе, и теперь велась с прежним ожесточением. Мэры не разговаривали, именитые граждане ненавидели друг друга, крестьяне ненавидели друг друга, священники ненавидели друг друга, святые патроны Сан-Антонио и Сан-Констанцо ненавидели друг друга. Я сам был свидетелем того, как за два года до описываемых событий толпа каприйцев плясала вокруг нашей маленькой часовни Сан-Антонио, когда большой камень, сорвавшись с горы Барбароссы, разбил алтарь и статую этого святого.

Работы в Сан-Микеле прекратились. Все мои слуги в праздничной одежде отправились на площадь, где играла музыка в честь события – на фейерверк собрали более сотни лир. Мэр просил передать мне, что надеется увидеть меня на празднике как почетного гражданина Анакапри (я действительно год назад был удостоен этого высокого звания).

Посреди колоннады, рядом с большой черепахой, сидел Билли – он был так поглощен своей любимой игрой, что не заметил моего приближения. Он быстро стучал в заднюю дверь черепашьего домика, откуда торчал хвост. При каждом стуке черепаха высовывала заспанную голову из парадной двери, чтобы посмотреть, в чем дело, и получала от Билли оглушающий удар по носу.