Больше всего тебе доставалось из-за зверей. Твоя комната просто кишела ими, и они спали в твоей постели. Разве ты не помнишь, как жестоко тебя пороли за то, что ты прятал в постели яйца? Стоило тебе найти птичье яйцо, и ты тащил его в кровать, надеясь высидеть птенца. Но маленький ребенок, конечно, не мог не заснуть ночью, и каждое утро постель была полна раздавленных яиц, и каждое утро тебя секли, но ничто не помогало. А помнишь вечер, когда родители вернулись из гостей и увидели, что твоя сестра сидит под зонтиком на столе и кричит от ужаса? Твои питомцы сбежали из твоей комнаты: летучая мышь вцепилась в волосы сестры, крысы, жабы и змеи ползали по полу, а в твоей кровати нашли целый выводок мышей.
Отец жестоко тебя высек, а ты бросился на него и укусил за руку. На другой день на рассвете ты удрал из дому, сломав ночью замок в кладовой, чтобы взять на дорогу еды, и, разбив копилку сестры, забрал все ее сбережения, потому что сам никогда не копил денег. Весь день и всю ночь слуги тщетно тебя искали. Наконец твой отец, поскакавший в город, чтобы заявить в полицию, нашел тебя – ты спокойно спал в снегу у дороги, но твоя собака залаяла, когда он проезжал мимо.
Я слышал, как лошадь твоего отца рассказывала в конюшне другим лошадям, что отец молча поднял тебя в седло, отвез домой и запер в темной комнате, где ты провел на хлебе и воде двое суток. На третий день тебя привели к отцу. Он спросил, почему ты убежал из дому. Ты сказал, что никто здесь тебя не понимает и ты хотел уехать в Америку. Он спросил, сожалеешь ли ты, что укусил его руку. Ты сказал, что нет. На следующее утро тебя отправили в город в школу и домой взяли только на рождественские каникулы.
В день Рождества вы в четыре часа все поехали к заутрене. Когда вы переезжали через замерзшее озеро, за вами погналась волчья стая – зима стояла очень суровая, и волки совсем изголодались.
Церковь сияла свечами, а по сторонам главного алтаря зеленели две рождественские елки. Прихожане стоя пели: «Приветствуем тебя, счастливейшее утро». Когда псалом кончился, ты попросил у отца прощения за то, что укусил его, и он погладил тебя по голове.
На обратном пути ты пытался выпрыгнуть из саней и объяснил, что хочешь пойти по волчьим следам, посмотреть, куда делись волки. К вечеру ты снова исчез, и тебя безуспешно искали всю ночь. Утром лесник нашел тебя под большой елкой – ты сладко спал. Вокруг дерева было множество волчьих следов, и лесник сказал, что просто чудо, как волки тебя не разорвали.
Но самое скверное случилось во время летних каникул, когда служанка нашла под твоей кроватью человеческий череп с прядью рыжих волос на затылке. Твоя мать упала в обморок, а отец выпорол тебя так, как еще никогда не порол, и снова запер в темной комнате. Оказалось, что ночью ты поехал на своей лошадке на деревенское кладбище, проник в склеп и унес череп, лежавший на груде костей. Священник, который раньше был директором школы для мальчиков, сказал твоему отцу, что ему не приходилось слышать, чтобы десятилетний мальчик совершал столь ужасный грех, противный и Богу, и людям.
На твою мать, женщину очень набожную, это произвело страшное и неизгладимое впечатление. Она, казалось, начала тебя бояться – и не только она. Она говорила, что не понимает, как могла дать жизнь такому чудовищу. Отец говорил, что ты не его сын, а дьявольское отродье. Старая экономка считала, что во всем виновата кормилица, которая заколдовала тебя, подмешав что-то в молоко и повесив на шею волчий коготь.
– Неужели все, что ты рассказываешь о моем детстве, правда? Да, пожалуй, я был очень странным ребенком!
– Все, что я тебе рассказал, чистейшая правда, – ответил гном. – За то, что ты рассказываешь другим, я не отвечаю. Действительность и мечта сливаются для тебя воедино, как у всех детей.
– Но ведь я не ребенок. В следующем месяце мне исполнится двадцать семь лет.
– Нет, большой ребенок, иначе ты не увидел бы меня. Только дети могут видеть нас, гномов.
– А сколько тебе лет, человечек?
– Шестьсот. Я знаю это потому, что родился в один год со старой елью перед окном твоей детской, на этой ели свила гнездо большая сова. Твой отец всегда говорил, что это самое старое дерево во всем лесу. Разве ты не помнишь большую сову, не помнишь, как она сидела у самого окна и смотрела на тебя круглыми глазами?
– А ты женат?
– Нет, я еще холостой, – сказал гном, – а ты?
– Пока нет, но…
– И не женись! Мой отец часто повторял нам, что женитьба – дело рискованное, и недаром есть мудрое изречение, что тещу надо выбирать осторожно!
– Шестьсот лет! Неужели? А по виду никак не дашь тебе столько. Я бы ни за что об этом не догадался, глядя, как ты соскользнул по ножке стола и побежал, когда заметил, что я проснулся.