Легенда о Сан-Микеле

Мамзель Агата говорила только по-шведски, но бегло бранилась по-французски и по-английски. Наверно, со временем она все же научилась немного понимать по-французски – иначе откуда у нее было столько сведений о моих пациентах? Я часто заставал ее врасплох у двери моей приемной, где она любила подслушивать, особенно когда я принимал дам. У нее было настоящее пристрастие к покойникам – когда кто-нибудь из моих пациентов был близок к смерти, она, казалось, веселела, а когда по авеню Вилье двигалась похоронная процессия, мамзель Агата непременно выходила на балкон.

Она ненавидела детей и не могла простить Розали, что та дала кусок рождественского торта детям консьержки. Она ненавидела мою собаку, вечно посыпала ковры порошком от блох и при виде меня немедленно начинала почесываться в знак протеста. Собака также возненавидела ее с первого взгляда – возможно, из-за чрезвычайно своеобразного запаха, исходившего от ее особы. Он напоминал мне мышиный запах бальзаковского кузена Понса, но в нем имелся какой-то особый, присущий только ей оттенок – мне довелось почувствовать его еще только раз в жизни, когда много лет спустя я вошел в заброшенную гробницу в Долине царей близ Фив, где со стен черными гроздьями свисали огромные летучие мыши.

Мамзель Агата выходила из дому лишь по воскресеньям, чтобы восседать в одиночестве на скамье в шведской церкви на бульваре Орнано и молиться Богу, не знающему милосердия. На скамью рядом с ней никто никогда не садился – не находилось такого смельчака, а мой друг, шведский пастор, рассказывал, что когда он впервые причащал ее и вложил ей в рот облатку, она бросила на него такой злобный взгляд, что он испугался, как бы она не откусила ему палец.

Розали утратила былую веселость, совсем исхудала и начала поговаривать о намерении поселиться у замужней сестры в Турене. Конечно, мне было легче, чем ей, так как я весь день проводил вне дома. Но стоило мне вернуться, как силы покидали меня и смертоносная усталость сковывала мысли. А когда я узнал, что мамзель Агата лунатик, я окончательно потерял сон, и мне часто казалось, будто я ощущаю ее запах даже у себя в спальне.

В конце концов я откровенно рассказал обо всем шведскому священнику Флюгаре, который часто меня навещал и, вероятно, втайне подозревал страшную правду.

– Почему вы ее не отошлете? – как-то спросил он. – Так дальше продолжаться не может! Право, я начинаю верить, что вы ее боитесь. Если у вас не хватает решимости отказать ей от места, я готов сделать это за вас.

Я обещал пожертвовать его церкви тысячу франков, если только он сумеет избавить меня от мамзель Агаты.

– Я сегодня же поставлю ее в известность обо всем, не беспокойтесь. Зайдите завтра в ризницу после окончания службы, и вы услышите приятную новость.

На следующий день богослужения в шведской церкви не было, так как священник накануне вечером внезапно заболел и найти ему заместителя не успели. Я тотчас же пошел к нему на площадь Терн и услышал от жены, что она как раз собиралась послать за мной. Накануне священник вернулся домой в полуобморочном состоянии – у него был такой вид, будто он встретил привидение, сказала его жена.

Возможно, так оно и было, подумал я, направляясь к двери его комнаты. Он сказал, что приступил к исполнению своей миссии и ждал, что мамзель Агата придет в ярость, но она только улыбнулась. Внезапно он ощутил какой-то очень странный запах, и ему стало дурно. Конечно, всему виной был этот запах.

– Нет, – сказал я, – улыбка!

Я велел оставаться в постели, пока я снова его не навещу, а когда он спросил, что с ним в конце концов такое, я сказал, что не знаю, но это была неправда – все симптомы мне были прекрасно известны.

– Да, кстати! – сказал я, собираясь уходить. – Не можете ли вы рассказать мне что-нибудь о Лазаре? Ведь вы пастор и должны знать о нем гораздо больше, чем я. Мне кажется, существует легенда…

– Лазарь, – сказал пастор слабым голосом, – вернулся в свой дом живым из могилы, где он три дня и три ночи покоился во власти смерти. Это чудо не подлежит сомнению – Лазаря видели Мария, Марфа и многие прежние друзья.

– Интересно, как он выглядел?

– Согласно легенде, даже и после чуда на его теле можно было заметить следы, оставленные смертью, – кожа отливала трупной синевой, длинные пальцы были холодны как лед, темные ногти на них поражали длиной, а к одежде все еще льнул тяжкий запах могилы. Когда Лазарь шел через толпу, которая собралась, чтобы встретить воскресшего, радостные слова приветствия замирали у людей на губах, тягостное оцепенение, как пыль, окутывало их мысли. Один за другим они убегали в страхе.

По мере того как священник рассказывал старую легенду, его голос все слабел и слабел. Он беспокойно метался на кровати, и лицо стало белее подушки под его головой.

– А вы уверены, что Лазарь был единственным восставшим из могилы? – спросил я. – Вдруг у него была сестра?

Священник с воплем ужаса закрыл лицо руками.