– Без всякого труда. Он очень легко поддается внушению. Шарко с большим удовольствием демонстрировал бы его на своих еженедельных лекциях в Сальпетриер.
– Раз, по вашим словам, никакой гипнотической силы не существует, значит, и я, например, мог бы заставить его подчиниться моим приказаниям, как он подчиняется вашим?
– Да, если он будет верить, что вы обладаете подобной силой, но он в это не верит.
– Почему же?
– Вся трудность заключается именно в том, что пока ответить на ваш вопрос невозможно. Это еще сравнительно молодая наука, не вышедшая из пеленок.
– Могли бы вы заставить его совершить преступление?
– Только если он вообще на это способен. Но так как я убежден, что у него есть преступные наклонности, то в данном случае на этот вопрос можно ответить утвердительно.
– А могли бы вы заставить его отказаться от графини?
– Только если бы он сам этого хотел и добровольно подвергся гипнотическому внушению. Но даже тогда на это потребовалось бы много времени, потому что половой инстинкт у человека наиболее силен.
– Обещайте мне его избегать, так как он клянется, что при первой встрече изобьет вас хлыстом.
– Пусть попробует. Я знаю, как поступать в подобном случае. Не беспокойтесь, я вполне могу постоять за себя.
– К счастью, он находится со своим полком в Type и не так скоро появится в Париже.
– Дорогой аббат, вы наивнее, чем я думал: он сейчас в Монте-Карло с графиней и вернется в Париж, когда вернется она.
Уже на следующий день меня пригласили к графу как врача. Аббат оказался прав, графа я нашел в очень скверном состоянии, и физическом, и душевном. Чем можно помочь пожилому человеку, если он весь день сидит в кресле, курит бесконечные сигары и думает только о молодой жене, которая уехала в Монте-Карло «переменить обстановку»? Ему не смогло помочь и ее возвращение, когда она вернулась к своей роли одной из самых восхитительных женщин парижского общества и все дни проводила у Ворта за примеркой новых платьев, а вечером отправлялась на бал или в театр, пожелав мужу спокойной ночи и холодно поцеловав в щеку.
Чем больше я видел графа, тем больше он мне нравился, так как это был самый совершенный тип французского аристократа старого режима. Но истинная причина моего к нему расположения, быть может, заключалась в том, что я его жалел. В те дни я еще не подозревал, что могу привязываться только к тем, кого жалею. Наверное, именно поэтому я ощутил неприязнь к графине, снова увидев ее – в первый раз после нашей встречи под липой в парке Шато-Рамо, когда светила полная луна и сова спасла меня от совсем иного чувства к ней. Да, она мне вовсе не нравилась, когда я сидел рядом с аббатом и через стол наблюдал, как весело она смеялась шуткам виконта – в том числе и тем, которые, судя по его наглым взглядам в мою сторону, отпускались в мой адрес. Ни он, ни она не сказали со мной ни одного слова. Графиня рассеянно пожала мне руку и больше не обращала на меня внимания. Виконт вообще игнорировал мое присутствие.
Графиня осталась такой же красавицей, но это была совсем другая женщина. Она выглядела цветущей, и меланхоличное выражение исчезло из ее глаз. Я с первого взгляда понял, что в парке Монте-Карло светила полная луна, но благоразумная сова не пряталась на липе. Виконт Морис сиял самодовольством, и его победный вид был особенно неприятен.
– Вот так, – сказал я аббату, когда мы сидели в курительной после обеда. – Любовь действительно слепа, если только это можно назвать любовью. Она заслуживала лучшей судьбы, чем оказаться в объятиях этого дегенеративного болвана.
– Вы знаете, всего месяц назад граф заплатил его карточные долги, иначе ему пришлось бы уйти из полка, к тому же ходят слухи о подложном чеке. Говорят, он тратит бешеные деньги на одну известную кокотку. Подумать только, что такой человек повезет сегодня вечером графиню на бал-маскарад.
– Жаль, что я не умею стрелять.
– Ради Бога, не говорите так. И я предпочел бы, чтобы вы ушли. Сейчас он придет сюда пить коньяк с содовой.
– Ему следовало бы пить коньяка поменьше – вы заметили, как дрожали его руки, когда он капал лекарство в стакан с вином? Во всяком случае, это хорошее предзнаменование для ласточек и жаворонков! И не смотрите так озабоченно на дверь – он предпочитает общество графини в гостиной. К тому же мне пора, меня ждет экипаж.
Я пошел наверх, чтобы еще раз взглянуть на графа: он уже собирался лечь и сказал, что очень хочет спать. Счастливец! Когда я с ним прощался, то услышал внизу отчаянный собачий визг. Я знал, что Том ждет меня в вестибюле в привычном углу: граф, очень любивший собак, не только дал на это постоянное разрешение, но и приказал постелить там особый коврик. Я бросился вниз. Том лежал, прижавшись к входной двери, и изо рта у него лилась кровь. Виконт Морис яростно бил его ногой. Я набросился на негодяя так неожиданно, что он потерял равновесие и упал на пол. Второй удачно рассчитанный удар снова опрокинул его, когда он пытался встать. Схватив шляпу и пальто, я, держа на руках собаку, вскочил в экипаж и помчался на авеню Вилье.