Извлечённый Яшкой из пруда предмет оказался мудрёнными щипцами, имитирующими пасть скорее всего лисицы. Егор был доволен и теперь ему было нужно быстро найти того, кто их сделал. И начать поиск он решил с местного кузнеца.
***
— Мудреная вещь, но не моя, — тот с восхищением осматривал орудие. -Тебе бы, барин, в Михайловку. Вот там Спиридон и не такое выковать может.
До Михайловки экспедитор добрался, когда солнце стало клониться к закату. Благо было лето и ещё не скоро совсем стемнеет.
— Ого! И не думал, что ещё раз свижусь с ними, — Спиридон любовно оглядывал своё изделие. — Действительно — моя работа. Но только делал я её более двух лет назад.
— Ничего не путаешь? — Егору было важно теперь точно составить своё рассуждение.
— Да. Вот моё клеймо. Его редко кто увидеть может, а я ставлю для удовольствия. Что, мол, я это изготовил. Даже на подковах, мною кованных, оно есть. А это изделие я сделал по просьбе… — Спиридон назвал заказчика.
— Тогда, мой друг, ты попал в историю. Как он ещё не добрался до тебя, — заметил Егор, но, увидев, что кузнец нахмурился, быстро предложил ему: — Ты же на вид не робкого десятка.
— В моём деле отвага — самое первое, без неё огонь не укротить, — хмыкнул мужик.
— И прекрасно, — продолжил Егор, — мне нужно, чтобы ты побыл приманкой.
— Какой-такой приманкой? — Возмущаясь произнёс кузнец, и двинул корпусом вперёд, но экспедитор жестом руки остановил силача: — Я сюда пришлю солдат и объясню им, что надо сделать. А потом и сам явлюсь по-тихому. Ты же слушай…
***
Солнце скрылось за деревьями, но сумерки густыми ещё не были. И первое, что сделал Егор по прибытии в Кичаево-поднял вернувшихся солдат и отправил их в Михайловку с доскональным растолковыванием фельдфебелю, что нужно сделать.
Затем он прошёл в имение, где его дружно встретило презрение и возмущение Тотьминых.
— Да что же это такое? Мы будем жаловаться императрице, — с возмущением басил Илья Сергеевич, намекая на свои поставки свечей в императорский дорожный дворец.
Олимпиада Игоревна, Танюша и Глашенька плакали. Маменька сказалась больной, и теперь горничные и Семён Васильевич носились с ней, как с писанной торбой.
— Как же это — безвинного человека в тюрьму тягать? — Глашенька с презрением оглядывала Егора. От былого кокетства и следа не осталось.
— Глашенька, я знаю вологодского судью. Он дотошный законник — разберётся. Да и я подниму дворянство на защиту вашего дядюшки, — Нил Петрович казался столпом праведного гнева.
— А вы все зря беспокоитесь. В Михайловке сыскался кузнец, и завтра мы его доставим в Вологду для дачи показаний. Сейчас по тьме ехать не стоит. Так что до завтра, господа. Всё — после, — зевнув в кулак, с абсолютно «равнодушным» видом экспедитор прошёл в свою комнату. Но ложиться не стал, а выбрался на балкон, спрятавшись в углу, чтобы его не увидели с улицы. И как только некто поскакал из имения, бросился за ним в погоню. Но, заранее разведав дорогу, и разузнав про возможность срезать путь, Егор предпринял отчаянную попытку проехать через местный лес. Что ему и удалось.
Так что спящий кузнец мог не беспокоиться, его охраняла целая рать, умело рассредоточенная по укрытиям.
***
Некто зашёл в горницу, где крепко спал Спиридон. В руке блеснул нож, и некто с силой несколько раз ударил мужика под сермягой.
Наконец он успокоился и вышел на крыльцо.
— Браво, Нил Петрович! Вы превзошли самого себя, — сарказм Егора был безграничен. И тут в добавок к словам экспедитора вышел… кузнец.
— Он! Он у меня это заказал, — вбил своими словами последний гвоздь в перекладину виселицы Спиридон.
Ждать утра не стали. Солдаты увезли преступника в острог. А Егор, переночевав у кузнеца, с утра выехал в Кичаево. Прохор уже вернулся домой. По просьбе экспедитора его продержали в солдатском бивуаке, где и объяснили план по провокации преступника. Стоит ли говорить, что гнев был сменён на радость. Глашенька опять кокетничала, но все стали за завтраком просить рассказать, как же это всё удалось.
***
— Что же, слушайте: под подозрением были все.
Прохор Иванович — как получивший самую большую долю наследства.
Глашенька могла помогать Танюше решить вопрос с приданным. Ведь батюшка вашего жениха не жаловал, и не раз говаривал, что предпочёл бы другую кандидатуру. Отсюда вам урок: родителя надо слушать. Прожив жизнь, он много больше вас видел.
Илья мог расчищать путь к остальной части богатства Тотьминых.
Врач Иоганнес мог в силу профессии, как и Семён Васильевич, делать опыты, используя вашу семейную легенду.
Но первые сомнения против Нила у меня появились, когда он восторгался упырями. Слишком много заинтересованности, да и то, как он пытался влезть ко мне в доверие, тоже настораживало.