После возвращения из башни Та-Мали Алсая рассказала вождям Энилю, Кодонаку и Человеку с крыльями о том, что Ата живет в коридорах Здания Совета. Верховный приказал выделить ей комнату и пообещал, что примет ее у себя и выслушает в любое время. Ата знала, что обещание его – твердо как камень. Комната, в которой жила Ата, была огромной, нужно было троим стать на плечи друг другу, чтобы достать до потолка. В комнате было множество вещей, без каких не могли обходиться изнеженные люди огня. Им требуется столько места для любого дела! Даже чтобы просто спать, эти люди нуждаются в огромных кроватях. На кроватях этих расстелены матрасы и простыни, лежат подушки, набитые пухом, одеяла в кружевах, над кроватями то, что называют они балдахинами. В комнатах мягкие кресла, стулья, столы, тумбочки, шкафы для хранения одежды, которой бы хватило, чтобы одеть целое племя. Везде стоят статуэтки, стены украшены картинами, на полах расстелены ковры. Людям огня нужны книги, чашки, кубки, ложки, вилки, ножи, бумага, чернила, флаконы с благовониями… и еще множество и множество всякой всячины, название которой Ата не смогла запомнить. Но за те месяцы, пока она жила среди этих людей, Ата поняла, что спать на кровати мягко и удобно, ступать по коврам приятно, как и любоваться картинами на стенах… Но от всего этого приятного и удобного тело становится изнеженным, а душа привыкает к легкой жизни. Настоящая же Дочь севера должна уметь преодолевать трудности, готовить тело к суровым испытаниям холодами и лишениями, а Ташани – тем более.
Но Ата все равно спала на кровати, потому что шкур здесь не было, одевалась она в тарийскую одежду, потому что в ее одежде было слишком жарко. Да и, в конце концов, она – Ташани, и правильно то, что она считает правильным, и нет в этом никакого нарушения обычаев! Ата и так настрадалась, намерзлась, наголодалась. Духи решили вознаградить ее за лишения. Плохо отказывать духам, когда они посылают тебе хорошее – они могут обидеться и больше ничего тебе не давать…
Нуритэ Аты спали на полу, около ее кровати, и всюду следовали за ней. Гихо всегда молчал и смотрел на Ату хмуро из-под бровей. Ай-Хойк часто улыбался ей. Он похож на своего брата, но и совершенно другой.
Красивые большие двери с вырезанными искусно на них узорами – двери Верховного – оказались закрыты перед ней.
– Верховный сказал, чтобы вы пускали меня к нему в любое время!.. – твердила Ата стражам Вирда-А-Нэйса, но те отвечали одно и то же:
– Верховного в покоях нет!
– Где он?
– Он не сообщил, куда отправился.
Ата злилась. Воинам, не имеющим уважения к Ташани, не будет удачи в охоте, но эти тарийцы не охотятся… и Ташани для них… просто женщина, еще и неодаренная… Она резко развернулась и направилась к вождю Кодонаку. Гихо раздраженно сопел. Этот упрямый олень не захотел сменить северную одежду на тарийский костюм и истекал потом, к тому же с упреком смотрел на Ай-Хойка, который был в светлой полотняной рубахе, темных штанах и коричневой шерстяной куртке. На шее у него висели амулеты: Ата одобрила, что красный мешочек с мхом от злых духов воин спрятал под рубаху, а вырезанный из кости круг с изображением солнца носил поверх всей одежды – правильно. Ай-Хойк поймал взгляд Аты и улыбнулся, а Гихо еще больше запыхтел.
Дверь вождя Кодонака тоже оказалась закрытой. Стражей у его покоев не было, и Ате даже не с кем было поругаться. Она направилась к вождю Энилю.
– Что мы, как олени, ищущие мох под первым снегом, рыскаем по всей этой хижине?.. – проворчал Гихо.
– Если бы ты переоделся, тебе было бы легче, – сказал Ай-Хойк истинную правду.
– Я не стану надевать эту их одежду. Так я превращусь в изнеженного южанина!.. – Гихо сердился. – Это ты забыл наши обычаи!..
– Ташани не запрещает… То, что разрешила Ташани – не нарушает ни законов, ни обычаев… – возразил Ай-Хойк. Ата улыбнулась.
– Я знаю, что она жива, – говорит Абиль, наклоняясь к Вирду, бледному, с обострившимся носом и подбородком, с темными кругами под глазами.
– Я тоже это знаю, – отзывается Вирд сдавленным непослушным голосом.
У Ото сжалось тревожно сердце. Мальчик переживает за Элинаэль. Он, выросший без отца и матери, нашел в ней свою семью, свою отдушину, он видит весь свой мир в ней… Люди Древнего знают больное место Вирда, знают, куда бить. Это плохо… очень плохо…
– Почему я ее не вижу? – Вирд впился глазами в лицо Абиля, но того невозможно было смутить. Сет облизнул губы, собираясь, как знал Ото, начать долгое и пространное объяснение этого явления.
– Оковы Огненосца!.. – многозначительно вымолвил Мастер Сет, поднимая вверх указательный палец. Последовало молчание. Вирд опустил глаза, сцепил зубы и, нахмурившись, уставился в пол у себя под ногами. Кодонак недоуменно глянул на Ото. Стойс и Маштиме оба стояли у окна, приняв совершенно одинаковые позы: руки сложены на груди, лица хмурые и сосредоточенные.