Легенда о Травкине

Два дня спустя Травкин проходил по посту и увидел Казинца: новичок стоял у стеллажа в полной растерянности, и никто из тех, кто угощал его сигаретами у столовой, на помощь не приходил, у каждого свои заботы. Вадим Алексеевич приблизился, спросил, как Яков Сергеевич устроился, взял в руки схемы. Первый блок — генератор пачек, имитатор отраженных от цели импульсов, необходимейшая при настройке станции вещь. Уже подключен, на экране осциллографа вместо пачек — частокола импульсов — упрямо держится ломаная синусоида. Схема разработана грамотно, с единственной ошибкой, типичной для зыкинской мысли: в крохотной малости скрупулезно копировалось громадное общее. Разработчик (фамилия его ничего не говорила Травкину) знал, конечно, что схема не должна срабатывать от случайного импульса, как не обязан человек по одному или двум шорохам в лесу опасаться зверя. В этом генераторе блокировка от случайностей сделана, беда в том, что она уже есть в смежном блоке, она лишняя — и Казинец легко понял Травкина. В двух других блоках решалась более сложная задача: что выгоднее — регистрировать цель по длительности отраженного импульса или по числу самих импульсов? Задачу эту разработчик утопил в подробностях, громоздкая мысль со скрипом пробивала себе дорогу — нет, Травкину решительно не нравилась разработка, и он тут же, карандашом по схеме, изложил собственную идею решения, только идею, голую логику, не больше. Так карандаш командующего армией, прокладывая на карте направление главного удара, не утруждает себя вычерчиванием значков, которые соответствуют наведенным речным переправам, выдвинутым дозорам и вообще всему тому, что обязан предусмотреть штаб, подчиненный командующему.

Число, месяц, год, подпись — и Травкин отдал схему Казинцу. Глянул на него и понял: не по зубам корм — Яков Сергеевич сокрушенно молчал, боясь вопросом выдать себя. Помог сосед, из-за стеллажа слышавший разговор, — этот живо уловил идею, сказал, что все будет в полном ажуре. Вычертил ее в виде блок-схемы, и Травкин кивнул: да, правильно...

Так и остался на «Долине» этот суетливый и нелепый человек. Раньше всех показывал пропуск автоматчику у входа в здание, открывал им же накануне опечатанные и запертые двери поста, перестраивал цифровой код замка и многозначительным шепотом сообщал его разработчикам. Первым получал в спецотделе брезентовый портфель с секретными бумагами и добросовестно корпел над блоками, ожидая руководящих указаний. Ближе к обеду звонил в столовую — скоро выезжаем, накрывайте столы! Сам оставался в посту, сторожил брошенные инженерами портфели, распотрошенные, чуть ли не под ногами валявшиеся, поэтому и просиживал весь трехчасовой обеденный перерыв у двери. Обед ему привозили в котелках. Около семи вечера обходил разработчиков, потом важно звонил в столовую: шесть порций винегрета, пять стаканов сметаны с булочками, два компота и что-то там на выбор из мясного — для тех, кто оставался еще работать. Мигом угадывал, кому прибор нужен, и сам подтаскивал его, уже не удивляясь, что так вот просто можно получить нужный прибор. В Москве — вспоминал он, конечно, — пиши заявку, визируй, ходи, клянчи... Начальники были здесь странные, подчиненные лодырничали у них на глазах.

На трое суток слетал Казинец в Москву за продлением командировки и еще прочнее обосновался на площадке. Травкин подумал однажды, что на «Долине» люди находят себя — и Казинец тоже нашел себя, определил призвание свое, и очень жаль, что только перед пенсией обнаружилось: не инженер этот человек, а талантливый лаборант с хорошими административными задатками. Человек при своем деле, и это лыко тоже в строку...

34

— А вот было дело, истинный крест, Вадим Алексеевич подтвердить может, в Евпатории, не так чтобы уж давно, но все же... — бодро сочинял Леня Каргин в «Мухе», куда перед сном сползались инженеры; карточному притону развернуться не дали, но сама гостиница притягивала, былая слава ее. Офицеры пополняли у Каргина истощающиеся запасы полигонного фольклора, в гостиницу нередко захаживал и Вадим Алексеевич, расслаблялся здесь.