— В некотором царстве, в некотором государстве, — продолжал Каргин, — короче, при Никите. Он в каждой европейской подворотне снимал лапти и показывал, как надо плести их. И доплелся. Наши тогда запустили ракету на Марс и потеряли связь с нею, о чем и сообщили. Англичане же, которым надоело слушать про лапти, поймали сигналы с ракеты, радиообсерватория у них есть, записали и преподнесли сигналы эти Никите, презент со значением, так сказать. Никита — кулаком по столу. Цапнули Вадима Алексеевича и послали с бригадою в Евпаторию, станция слежения была там законсервирована, надо было ее срочно ввести в строй. Пятнадцать человек нас было, в Симферополе купили одинаковые чемоданчики, на крышке оттиснуто: футболист с мячом. В апреле дело было, прошу запомнить, жили в городской гостинице, полная секретность, по утрам — голубенький автобус, куда едем, зачем едем — никто не знал, все в кедах, в трениках, и какому-то футбольному фанатику пришло в голову, что мы — футболисты, на предсезонном сборе, фанатик пробрался в гостиницу, пришел в ужас, отозвал Вадима Алексеевича и на ухо ему: «Ваши футболисты пьют! В номерах — пустые бутылки!..» И телеграмму в Москву, в Комитет по делам физкультуры и спорта, копию в федерацию футбола... Не верите? Ваше слово, Вадим Алексеевич.
— Все — правда, — подтвердил Травкин. — Историческая правда.
И рассмеялся... Все, конечно, было не так, много грустнее. Там, в Евпатории, Леня Каргин спас Травкина, заслонил собою. Там, в Евпатории, голод не голод, но с едой было плохо, и только в столовой при воинской части кормили вкусно и дешево. Станция слежения — как раз на территории части, в столовую разрешалось ходить родственникам вольнонаемных служащих, практически же все оголодавшие курортники ловили у проходной травкинцев и с их помощью проникали на территорию, там насыщались, и у Вадима Алексеевича всегда находились родственницы, и однажды глянул на женщину с ребенком — и стало ему сладостно и дурно. Мама и дочка, дочке года три, бантик на светленькой головке повязан черным имперским крестом, а мама — такая мама! Ноги потащили Травкина в рабство — и Каргин опередил его, вот и пришлось Леню через неделю запереть в гостинице, чтоб дух перевел.
Время летело. Вадим Алексеевич отметил себе, что в «Мухе» живет слишком много офицеров, такое же — по докладам Воронцова — наблюдалось и на других площадках, везде по настоянию Родина монтажка распахивала двери своих гостиниц для офицерского состава, и Родин, в объяснение такого гостеприимства, отвечал таинственно: «Запас карман не тянет!»
Травкин незаметно выбрался из «Мухи». Лунный свет заливал площадку, ни огонька в окнах, ни рокота в небе, тишина, углубленная до того, что слышалось поскрипывание песчинок от перепада температур, от шуршания насекомых. Обмелована дорожка, ведущая к солдатскому нужнику, чтоб на белизне выделялись черные тельца тарантулов. Тревога была в душе Травкина.
Что-то сдвинулось бесшумно, изменились не предметы, а расположение их, Травкин вгляделся и увидел Родина, тот был неподалеку — бледный, немощный и молчаливый, как луна, будто лунной пылью покрытый.
— Час назад, — мертво произнес Родин, — на полигон прибыл Куманьков.
Травкин молчал, и молчание можно было понимать и так: есть приказ об изменении сектора, в границах которого работала на излучение «Долина», сектор этот, направленный на север, несколько расширялся, так стоит ли удивляться прибытию Куманькова?
Молчал Родин, и в молчании его было: не такое уж это мероприятие, чтоб глава антенной фирмы Ф.Ф. Куманьков мчался на 35-ю площадку, — перестроить секторные ограничители способны специалисты куда меньшей квалификации.
— Куманьчата выходят на боевую тропу... К вам направляется Федор Федорович, на вас нацелен.
— Почему — на меня?.. Вы что-то путаете... Не понимаю.
— Отлично понимаете. Почти два месяца прошло с апрельского переворота — а Москва ни гугу. И ходите вы с непоротой задницей. И задница — да признайтесь же вы! — сама тянется к батогам. Ну, верно?
— Верно, — удрученно произнес Травкин. — Жду и жду — ревизора какого-нибудь. Но чтоб Куманькова — и мысли не было.
— А я знал, что он будет. Валентина посылал в Москву — покопаться в кое-каких документах, он много интересного привез. Думали: не пригодится. А нет, пригодилось вот. Он на 47-й площадке, Валентин, я его вызвал уже, с минуты на минуту будет, мы вас посвятим в дела антенные.
— Трое на одного — не много ли?
— Так за ним все законы мироздания, звездные ассоциации, история государства Российского, опыт, такой горький опыт, что скулы давно сведены. И за ним — власть, которая держится на праве драть любую задницу.
— С чем он едет? Что везет?..
— Догадываюсь. Но не скажу. Вы взбелениться можете, погоните его прочь, не выслушав, не дослушав. А нам надо знать, что поднасобирала ему эта банда... Какие условия ставить будут... Какие козыри на руках... И свои карты ему приоткройте... Разумный компромисс? Возможно. На чем-нибудь надо стакнуться. Или на ком-нибудь. На мне, к примеру. Согласен.