Легенда о Травкине

Самолет еще не коснулся посадочной полосы, а с Травкина слетели все московские беды и горести; вспомнился день и месяц далекого года, когда сошел он по короткому трапу на этот бетон, самолеты тогда были низкими. Опять степь, вновь свобода — и друзья ждут его на земле обетованной. Времени, правда, в обрез, на 35-ю уже не съездишь, все надо решать здесь, в привычном домашнем уюте домика.

Бросились в озеро, поплавали, позагорали немножко — и за дело. Травкин рассматривал привезенные с «Долины» схемы, удивлялся, сердился, кричал на Воронцова. Тот оправдывался: да, произошел спад, поглупели, что ли, инженеры, хиреет мысль, зато на другие дела горазды, устроили попойку в знаменитом сарае рыбкоопторга, едва не подожгли его, отловили безобидных змей, стрелок, невинные твари боятся полевой мыши, а инженеры связали их узлами и прикрепили к сливным бачкам в женском туалете, вместо цепочек, такой визг был, такой визг, Артемьев пока терпит, но не вечно же будет он покрывать шалости этих, простите, подонков? Что им вообще надо? Кормят на убой, почти бесплатно, провернули всем авиационный паек, через одну мордовку в Узбекторге снабжают ананасами...

С кошачьей бесшумностью от стены к стене ходил Родин, всплескивал руками, держал их на весу, прикладывал ко лбу и застывал в мученическом изумлении. «Вот она — загнивающая элита, вот они — плоды мелкой диктатурки...»

— А наши, шабашники?

— Эти-то пашут...

— Ну, а они как объясняют... эскапады разработчиков?

— Среда обитания, мол, не та...

Ответил Родин — и умолк, трусливо ждал слов Травкина, решения его, и решение, наверное, возникло и прозвучало бы, да вперся полковник Вознюк, начальник КЭО, квартирно-эксплуатационного отдела. Толстенький, румяный, потный, он с наслаждением окатил себя холодным воздухом — полез под вентилятор. Не отказался от газировки. Отдышался, выдернул из-под мышки какой-то приходно-расходный журнал и сказал, что домик придется освободить, денек-другой дается на сборы и переезды.

Все оторопели, Травкин тем более. На его глазах пять лет назад происходила церемония передачи домика монтажке, под актом стояли подписи всех должностных лиц того времени, лица эти, впрочем, пребывали в настоящее время на тех же должностях, домик «висел на балансе» монтажно-наладочного управления, в этом не было никакого сомнения. Но, с другой стороны, военные могли распоряжаться любым имуществом в пределах полигона и уж оттяпать домик у Травкина способны без всякого зазрения совести. И не намекали даже о такой возможности — настолько была она очевидной. И не делали попыток отъема — потому что им нужен был Травкин.

Первым опомнился Родин. Подлетел к полковнику. Пылко потряс его руку.

— Родной! Спасибо! Век благодарен буду! Выручил! Я-то, дубина, не знал, как попросить твоих оасовцев из наших гостиниц, а их там!.. Спасибочки, милый!.. Сколько их у нас там, Валентин, по всем площадкам?

— Восемьдесят три, — мгновенно подсчитал Воронцов, — и многие с семьями, живут сверх десятипроцентной нормы. И двадцать три стажера академий. — Он поднял трубку, назвал самую ближнюю площадку. — Шмырев, ты?.. Воронцов. Сколько у тебя офицеров в нашей гостинице?.. Ага, понял. Четырех выгони немедленно, пусть под кунгами спят, там не так жарко. Академики есть?.. Гнать в три шеи. Пусть поживут в палатках, ничего страшного, офицеры Скобелева на солнце не жаловались и до самой Индии дотопали...

Полковнику хватило и секунды, чтоб сообразить: оасовцы — это выпускники ОЗАУ, Одесского зенитно-артиллерийского училища, вместе с ракетной мудростью впитавшие за годы учебы вольный дух Одессы-мамы, готовые перегрызть глотку любому, кто погонит их из гостиниц в казармы. Еще более опасен ленинградский гонор, а его полно у стажеров Академии связи имени Буденного.

С ходу отменив выселение, полковник наутек бросился в штаб на перехват телефонных жалоб. Вслед ему Воронцов прокричал:

— ...и как только последний офицер покинет гостиницу, Травкин распростится с вашим сараем!

Жалобы опередили Вознюка, в штабе начался переполох, сам начальник полигона немедленно позвонил Травкину и раздраженно заметил, что нельзя из мухи делать слона, что никто, никогда и нигде не ставил вопрос о выселении Травкина из принадлежащей МНУ собственности по улице Озерной, дом семь, что на всякого полковника найдется управа, что демарш Вознюка — отсебятина, за которую он будет жестоко наказан. Живи спокойно, дорогой Вадим Алексеевич!