Легенда о Травкине

Измученно и жалко улыбаясь, Травкин распахнул шкаф и пальцем показал, что надо отправить на 35-ю, а что в Москву. Обвел книги взглядом и взглядом же погрузил их в самолет. Напрасно Воронцов упирал на то, что не время заниматься сейчас квартирными склоками, до сдачи «Долины» всего три месяца. Напрасно Родин взывал к благоразумию, к исторической памяти: Травкину ли не знать, что хмурь барина передается челяди каким-то неестественным путем, чуть ли не трансцедентально, и челядь при этом выходит из повиновения и скалит зубы не только на врагов барина, но и на него самого. Не хотел Травкин знать и того, как прокомментировал Сергей Павлович Королев вселение в подаренный ему правительством домик в Останкине.

— Я не могу жить с чьего-то разрешения или одобрения, — сказал Травкин. — Я могу просто жить.

Кое в чем ему пришлось уступить. Вещи и книги решено было вывезти неприлюдно, любая поклажа в руках заметна. И взять для руководства путеводитель по Москве, составленный Родиным: адреса всех тех, кто мог повлиять на дела 35-й площадки, с указанием пристрастий, причуд и наклонностей, а также рода подарков или подношений, которые официальный визит превратят в дружескую встречу.

— Надо ли?.. — ойкнул Травкин, глянув на список и в нем найдя Рузаева Николая Ивановича, доктора технических наук, проживающего там-то, телефоны такие-то, отзывающегося на редкие книги по истории производства алкогольных напитков на Руси.

— Надо, — сурово поправил Родин. — Надо. Уж я-то знаю всех кистеперых, скрытноусых и хоботнорылых. Список полный, я тоже в нем.

Они проводили его до самолета, помогли втащить в салон ящик с фруктами.

— А с Бабановой как? Узнали, кто такая?.. Я третий раз уже спрашиваю.

— Да нет ее вообще на полигоне, — беззаботно проинформировал Воронцов. — Выкиньте ее из головы. Она уже не помеха.

Там, в самолете, Травкин вспомнил, кто такая эта Бабанова. Официантка, что одолжила Федотовой платье и туфли.

Ехали на 35-ю. Молчали. Родин зевал.

— Кстати, как тебе удалось эту Маришу уволить? К папаше подкатился?

— Не без этого... Отлучена от церкви, предана анафеме. Лишена всех прав и состояний и сослана в бессрочную каторгу.

— Ну и враль ты, Валентин... Ты себе не присваивай прерогативы правительствующего сената и Священного Синода.

— Историк... — презрительно цыкнул Воронцов. — Сейчас такими прерогативами обладает любой участковый... Лишена твоя Бабанова московской прописки, вот и все. Теперь до нее не дойдет даже повестка в суд... И сама под статьей ходит, за бродяжничество...

Родин присвистнул:

— Всесвятой и всеблагой!.. До чего, Валентин, мы с тобой дошли!..

43