Легенда о Тристане и Изольде

И поскакали все втроем[170]
16680 По долам и лесам верхом.
Два дня, две ночи путь тяжелый
Их вел через леса и долы.
Там у подножья диких скал
Тристан пещеру разыскал,
К которой раз счастливый случай
Его привел сквозь лес дремучий,
Где он охотился тогда
И бог весть как забрел туда.
Пещера высотою с гору
16690 Была в языческую пору
Здесь выбита в одной скале,
Когда еще на сей земле,
Позднее Коринею[171]

данной,Хозяйничали великаны.
Любви здесь таинству они
Платили дань в былые дни.
В таких пещерах в эти годы
Железом обшивали своды.
Их окрестил один голант[172]:
16700 "La fossiur'a la gent amant",
Что переводится дословно
На наш язык как "грот любовный".
И, как гласит преданье, тут
Тристан сыскал себе приют.
Был грот и светел и широк[173],
И кругл[174], и гладок, и высок[175].Сверкали стены белизной[176]
И подпирали свод собой.
Его корона замыкала
16710 Из благородного металла,
И драгоценный блеск камней
Светился радугой на ней.
А пол был мрамором покрыт[177] —
Зеленой гладью ровных плит.
И посреди него стояло
Резное ложе из кристалла[178],
И высеченные на нем
Горели письмена огнем.
Гласит преданье, что оно
16720 Спокон веков освящено
Служением любви богине,
Которой служит и поныне.
Пещеру освещало солнце
Сквозь маленькие три оконца,
И были выходом пещере
Большие бронзовые двери.
А перед ними невдали
Три липы пышные росли[179].
Вкруг этих лип все было голо,
16730 И лишь внизу, за спуском к долу
Росли деревья там и сям,
Отбрасывая тень к горам.
Там, прячась за густой травой,
Виясь серебряной змеей,
Ручей плескался и журчал.
К нему поблизости стоял
Колодец с ключевой водою,
Как небо светло-голубою.
Вкруг этого колодца тоже
16740 Три липы высились пригоже.
Они от солнечных лучей
Его хранили и дождей.
Там хвастались наперебой
Цветы и травы красотой,
И словно бились об заклад, —
Чей благовонней аромат!
Там сладким пеньем слух лаская,
Не умолкали птичьи стаи,
И звуков сладостней, чем эти
16750 Не слыхивал никто на свете.
Там красотою все пленяло
И слух и взгляды привлекало,
Там солнце и тени
И ветра движенье
Давали отраду
И слуху и взгляду.
А дальше — снова все кругом,
Хоть целый день скачи верхом.
Лишь запустенье, дикий лес
16760 И мрачных скал крутой навес.
И не было сюда пути,
Чтобы проехать иль пройти.
Да, этот край был дик и глух,
Куда ни оглянись вокруг,
И все же в дикой сей глуши
С владычицей своей души
Решил Тристан прервать свой путь,
Набраться сил и отдохнуть.
Здесь он с Изольдою остался
16770 И c Курвеналом распрощался,
И отослал его назад,
Чтоб тот, вернувшись, всем подряд
Рассказывал, что, мол, Тристан
Отправился чрез океан,
И там в Ирландии народу
Поведал про свои невзгоды.
Еще велел он Курвеналу
Вновь при дворе жить, как бывало,
И слушаться во всем Брангены
16780 И передать ей непременно,
Уединясь в ее покоях,
Слова любви от них обоих.
Он отпустил его, веля
Все выведать про короля,
Про помыслы его и планы,
И хочет ли он мстить Тристану —
И если Марк задумал месть —
Им дать скорей об этом весть.
Еще Тристан с Изольдой — оба
16790 Ему наказывали, чтобы
Он вспоминал бы их почаще
И к ним наведывался в чащу,
И привозил — раз в двадцать дней
Как можно больше новостей,
Чтоб в их скиту тоску унять.
Что я могу еще сказать?

Так и расстались с ним на том.

Тристан с Изольдою вдвоем
Остались жить в пещере дикой
16800 Счастливые в любви великой.

Я знаю, многие из вас

Полюбопытствуют сейчас
Узнать всю правду о Тристане —
Как добывал он пропитанье,
Как мог с возлюбленной своей
Он жить в глуши бесплодной сей.
Чтоб любопытство утолить,
Продолжу я рассказа нить.
Они, живя все время рядом,
16810 Друг друга впитывали взглядом
И в милом взоре находили
Плоды и пищу в изобилье.
В любви и страсти утопали
Все горести их и печали,
И на добычу пропитанья
Они не тратили старанья.
Заметить здесь необходимо,
Что был запас неистощимый
У них невидимый с собою:
16820 То было кушанье такое,
Которого вкуснее нет,
Хоть ты объезди целый свет.
Оно, им данное навечно,
Зовется верностью сердечной,
Любовью, сладкой, как бальзам,
Оказывающею нам —
И чувству нашему и телу
Благодеянье без предела.
Они другой еды не знали,
16830 И только ею услаждали
Все дни, все ночи без конца
Тела и взоры и сердца.
Любовь была для них как плуг,
Пропахивавший все вокруг
Изольды нашей и Тристана
И находивший неустанно
В глубинных тайниках мечты
Неведомые им пласты.
Их не печалило нимало
16840 И боли им не причиняло,
Что не было других людей
В глуши пустынной и ничьей.
Других сюда и не влекло.
Два — это четное число.
К нему прибавьте единицу
И двойка в нечет превратится.
И, значит, этот некто третий,
Еще не бывший на примете,
Подобьем тяжести и груза
16850 Давил бы их своей обузой.
Среди природы этой строгой
Казалось им, что их так много,
Что сам король Артур едва ли
Вмещал в своей огромной зале
Такое множество гостей,
Счастливых участью своей.
Другой не признавая власти
Помимо собственного счастья,
Тристан с Изольдою порой
16860 Весь мир считали мишурой.
На свете нет таких мечтаний,
Таких надежд, таких желаний,
Что не сбылись бы в полной мере
У двух отшельников в пещере.
Им не хотелось жить иначе —
Ни веселее, ни богаче.
Вот только б им вернули честь —
Все остальное у них есть.
У них был двор, роскошный двор,
16870 Богатством радовавший взор.
И радость с ними делит
Веселая их челядь:
Три липы с кроною густой,
Колодец с ключевой водой,
Трава зеленая, цветы,
Ручей, бегущий с высоты,
Пернатых звонкая семья
От зяблика до соловья,
Хохлатый жаворонок, чиж,
16880 Синица, иволга и стриж, —
Все пели — всяк на свой мотив,
Усердствуя наперерыв.
И заливались соловьи
На этом празднике любви.
Он не смолкал ни на мгновенье
И рисовал воображенью
Героев наших, что они
Артуру-королю сродни,
Что пышность их двора вполне
16890 С его богатством наравне.
И впрямь, чего им нехватало?
Любовь их досыта питала.
Он был при ней, она — при нем.
И все им было нипочем.
Они имели, что хотели,
И что хотели, то имели.
Я, правда, слышу пересуды
Со всех сторон и отовсюду,
Что при любви, мол, столь горячей
16900 Питаться надобно иначе.
Я так скажу: что до меня, —
Претит мне эта болтовня.
Но, может быть, найдется муж
Ученый, опытный к тому ж,
Который мне и всем — как знать? —
Сумеет это доказать!
Да ведь и я когда-то тоже
Себе избрал удел похожий,
И точно так же, как Тристан,
16910 Любовью был и сыт и пьян.

Чтоб не блуждали вы впотьмах,

Я объясню вам на словах,
Той каменной пещеры свойства,
Всю суть, весь смысл ее устройства.
Ее, как вы уже читали,
"Любовным гротом" называли.
И был он, этот грот, высок
И кругл, и светел, и широк.
А стены снежной белизны
16920 И гладки были и скромны.
Что грот был кругл повсюду ровно,
То признак скромности любовной.
Да, скромностью любовь красна,
Не признает углов она.
Любовь хотя б с одним углом
Коварством рождена и злом.
Ширь и размах внутрипещерный —
Свидетельство любви безмерной,
А высота — обозначенье
16930 Любви высокого стремленья.
Любовь к заоблачью стремится
И признает лишь те границы,
Где добродетелей полет
Сливается в единый свод.
Благословенна высота! —
Ведь добродетели всегда
Владычествуют над пространством,
Сверкая золотым убранством.
А мы, прикованные к полу,
16940 Стоим, потупив очи долу,
Не помышляя о полете
Ни наших чувств, ни нашей плоти.
Но вот и нас к себе привлек
Сияньем злата потолок.
И мы в него вперили взор
И смотрим на него в упор,
А добродетели над нами
Сверкают яркими лучами.
Так чудо наш чарует глаз,
16950 Что крылья отросли у нас,
И наши чувства понеслись
За добродетелями ввысь.
Что белизной сверкали стены —
То признак верности нетленной.
Она не терпит никаких
Других оттенков цветовых.
Ей ненавистны в равной мере —
Негладкость, ревность, недоверье.
А мраморные плиты пола
16960 Пусть постоянства знак тяжелый.
К тому же, цвет его исконный.
Как и у мрамора — зеленый.
Итак, и цвет, и гладкость плит
Есть постоянства внешний вид.
Траву напоминая цветом,
Оно стеклом блестит при этом.
Кристальное резное ложе
С кристальною любовью схоже,
И резчик, резавший кристалл,
16970 Отлично это сознавал.
Поэтому оно по праву
С любовью разделяло славу.
Кристально-чистой, безупречной
Любовь была и будет вечно.
Засовов пара изнутри
Виднелась сбоку у двери.
Из глубины вела во вне
Через отверстие в стене
Дверная ручка, без которой
16980 Не отворялися запоры.
Снаружи эта рукоятка
Кончалась шляпкою украдкой.
Хоть без ключа и без замка —
Служила дверь наверняка.
Вам знать захочется теперь,
С какою целью эту дверь
Не украшал собой замок,
Кто допустить такое мог, —
Ведь полагалось исстари
16990 Замок приделывать к двери!
Кто в храм любви идет, когда
Его никто не звал туда,
Тот только силой, напролом
Ворваться может в этот дом.
Но бронзовая дверь обычно
Защитой служит преотличной.
И сквозь нее проникнет тот,
Кого любовь к себе зовет.
Из бронзы дверь смастерена,
17000 Чтоб не сдавалася она
Ни хитроумию, ни силе,
Чтоб ложь и зло ее не вскрыли,
Чтобы коварство, лицемерье
Вреда не причинили двери.
А внутренние два засова
Хранили безопасность крова.
Дверь с двух сторон крепилась ими
Двумя засовами большими.
И был один из них — кедровый,
17010 Другой был из кости слоновой.
Узнать хотите или нет,
Какой таился в том секрет?
Кедр — это мудрости хранитель,
Ума палата и обитель.
А кость слоновая всегда
Сама невинность, чистота.
И эти два засова
Всегда хранить готовы
Храм от насилья и обмана
17020 И дни и ночи неустанно.
А шляпка, что вовне была,
Та, что вовнутрь двери вела,
И оловянным стерженьком
Сквозь эту дверь входила в дом, —
Соединялась с золотою
Блестящей ручкою дверною.
Что стерженек, что рукоять —
Подобной пары не сыскать.
Металл был выбран неслучайно:
17030 Суть олова — в раскрытье тайны,
Любовной тайны наипаче,
А сущность золота — в удаче.
И были здесь они на месте,
Когда соединялись вместе,
И оба избранных металла
Двойною силой небывалой
Стремленье сердца направляли —
Сужали или расширяли,
И удлиняли, если нужно,
17040 И укорачивали дружно.
И каждый раз, когда любовь
Сюда сворачивала вновь,
Чтобы попасть к себе в чертог,
Наш оловянный стерженек
Ее движением одним
Сводил со счастьем золотым.
А высоко над дверью,
Уже в самой пещере
Виднелись три оконца.
17050 Сквозь них сияло солнце.
Они с наружной стороны
Пещеры не были видны.
И словно вестники добра
Впускали яркий свет с утра.
И лился свет веселый
По мраморному полу,
Как будто честь сама сияла
И грот любовный освещала:
Живое счастие земное
17060 Несовместимо с темнотою...
Еще заметить важно мне,
Что находился в стороне
От поселений и дорог
И людных мест любви чертог.
Любви не нравится цвести
Среди проезжего пути.
Она цветет гораздо чаще
Среди непроходимой чащи
И путь к ее чертогу тайный
17070 Всегда опасен чрезвычайно.
Ведь он затерян был в горах,
Где все внушало дикий страх,
Где был опасен каждый шаг,
Где высь рождала звон в ушах,
И где на каждом перевале
Вас пропасти подстерегали.
Чтоб среди скал не заблудиться
И в бездну чтоб не провалиться,
Остерегайтесь отойти
17080 От проторенного пути!
Но счастлив может быть лишь тот,
Кто горы миновав, войдет
Сюда, в глухую эту чащу,
И дом обрящет настоящий.
Здесь он найдет, что сердцу надо —
В любви удачу и отраду.
Для глаз, для слуха, для души
Есть все, что надобно, в глуши.
Уйти назад — не станет сил.
17090 Я это знаю. Я там был.
Я тоже прежде, в старину,
Был у своей любви в плену,
И в этих побывал краях,
И здесь охотился в лесах;
Здесь я преследовал добычу,
Гоняясь по горам за дичью.
Но редко достигал я цели,
Хоть дни мои в трудах летели.
Я в счастие уже не верю...
17100 Зато я на пещерной двери
Засовы видел, рукоять,
А в глубине ее — кровать.
Кровать резная из кристалла
Огнями радуги сверкала.
Я подходил к ней то и дело,
Любуясь ею оробело.
Весь гладкий пол я исходил,
И как ни крепок мрамор был,
Он был бы мною весь изрыт,
17110 Когда б не зелень этих плит.
Зеленый цвет непобедим.
Он горд могуществом своим
Не вытравишь — как ни трави!
Из этих плит следов любви.
И много, много раз подряд
На стены обращал я взгляд.
Я свод рассматривал подолгу
И любовался втихомолку
Красою белых стен и свода,
17120 Каких не видывал я сроду.
Звездоподобная корона
Ласкала взор мой восхищенный.
Мне сердце согревало солнце
Сквозь маленькие три оконца...
Итак, я всем вам доказал,
Что я пещеру эту знал,
Но так любви и не обрел
И мимо счастия прошел...
Вот здесь, далече от людей,
17130 Тристан с Изольдою своей,
Средь этой местности пустынной.
Лесистой, горной и равнинной.
Предавшись нежному досугу,
Усладой были друг для друга.
И так текли в блаженстве дни.
И были счастливы они.
А утром по росе вдвоем,
Ласкаемые ветерком,
Они бродили по лугам
17140 И льнули травы к их ногам,
И где б они ни проходили
Цветы пестрели в изобилье,
И нежные любви слова
Нашептывала им трава.
И с каждым мигом все чудесней
Переливались птичьи песни.
Они же выбирали путь,
Чтоб у колодца отдохнуть,
И молча шли вдоль ручейка —
17150 Их цель была недалека.
Колодец их как будто ждал
И весело водой плескал.
Их радовало все вокруг —
Все краски лета, каждый звук.
Кто б их отсюда мог согнать?
Но начинало припекать
К полудню солнце, и они
Спешили спрятаться в тени
Трех лип, что были только рады
17160 Обдать любовников прохладой.
Здесь снова можно было смело
Усладу обрести для тела,
И лежа под огромной кроной,
Такой пахучей и зеленой,
Они вдыхали, как могли,
В себя все запахи земли.
От дуновенья ветерка
Вздымались волосы слегка.
Волшебная отрада глазу —
17170 Цветы — напоминали вазу,
В которую до глубины
Стволы трех лип погружены.
Тристан с Изольдой вспоминали
Порой в задумчивой печали
Преданья старины глубокой,
В которых о тоске жестокой,
Любовью вызванной несчастной,
Лился рассказ живой и страстный:
О муках горестных Филлиды[180]
17180 И о страданиях Библиды[181],
Влюбившейся в родного брата
И в том лишь бывшей виноватой,
О карфагенянке Дидоне[182],
Сидевшей на сидонском[183] троне,
Себя убившей, не жалея,
В тоске по милому Энею.
Так за рассказами они
Нередко коротали дни.
Когда же им надоедали
17190 Любовных повестей печали,
Они скрывались снова в келье
И предавались там веселью,
Забыв о горестях своих
И о преданиях чужих.
Там звуки арфы, звуки пенья
Рождали сладкое волненье
В груди Изольды и Тристана,
Их душ залечивая раны.
Когда он пел, — она играла,
17200 Потом она его сменяла,
И запевала вдохновенно.
Вот так они попеременно
Игре и пенью предавались
И музыкою наслаждались.
И если пел один — другой
По арфе ударял рукой.
И пенье, полное тоски,
И звуки струн из-под руки
Сходились в воздухе и там
17210 Взлетали вместе к небесам.
Торжественные их мотивы
Так были сладостно-красивы,
Что прочно вписан их талант
В "La fossiur' a la gent amant",
Как ни была пещера эта
Описана или воспета, —
Все стало правдой лишь тогда,
Когда забросило сюда
Тристана и его подругу.
17220 Без этих двух бывало туго
Хозяйке этого гнездовья,
Которая звалась любовью.
Ведь никогда никто доселе
Не приближался близко к цели
Средь игр любовных и утех,
Но наша пара — ближе всех.
Любви так чисто, как они,
Не предавались искони.
Они не ведали иного
17230 Резона, кроме сердца зова.
А развлечений здесь немало
Природа им предоставляла.
Им очень нравилось вдвоем
Окрестность объезжать верхом.
И взяв с собою арбалеты
Нередко с самого рассвета
Они охотились в горах,
На птичек нагоняя страх.
Но самым лучшим развлеченьем
17240 Была охота за оленем.
У них был верный пес Хиндан[184].
Недолго бился с ним Тристан,
Чтоб отучить его от лая, —
Умней собаки я не знаю.
Прошло немного дней, и вот
Как бы воды набравши в рот,
Наш пес охотится за дичью,
Подкрадывается к добыче.
Сквозь лес густой и сквозь туман
17250 Беззвучно мчится наш Хиндан.
Однако же, на самом деле,
Гнать зверя не было их целью,
И от охотников в отличье
Им не нужна была добыча,
Но за охотою они
В веселье коротали дни.
Мчась по лесу с любимым псом
И позабывши обо всем,
И предаваясь с упоеньем
17260 Опасностям и развлеченьям,
В охоте видели они,
Хоть, впрочем, не они одни,
Источник радости, веселья.
Так в счастии их дни летели.