Легенда о заячьем паприкаше

Гажи выдернул нож. А перед этим, собрав последние силы, продел кольцо, которым заканчивалась цепочка, в свой собственный пояс. Если можно, конечно, назвать так кусок бельевой веревки, которым были подвязаны его лохмотья… Не дай бог, еще потеряет чужое добро.

Потом Гажи рухнул на пень. И, скорчившись, замер на нем в неподвижности.

* * *

Но нет! Гажи вовсе не был намерен застревать тут надолго, дожидаясь наступления ночи. Отдышавшись немного, он поднялся.

Тело, отчаянно протестуя, тянуло его обратно на пень: полно, дай себе отдохнуть хоть немного, хоть капельку!

Но к самому себе Гажи всегда относился без всякой жалости. И отсрочку себе дал лишь на то небольшое время, пока оглядится вокруг. А потом: вставай, Гажи, вперед!

И вот, когда взгляд его, начав с унылого горизонта, обежал полукругом окрестности и стал ощупывать то, что поближе, острое зрение Гажи среди белизны вдруг обнаружило что-то.

Это что-то было как раз на линии межи, что пересекала поле, и представляло собой свежий холмик снега, в котором чернело какое-то пятно.

Само по себе это не было бы еще ни странным, ни подозрительным. Но если тут, вокруг пня, снег весь был истоптан, изборожден, испятнан кровью, замусорен бумагой и кусками бечевки, то к холмику на меже вела лишь одна цепочка следов. Вот это и бросилось в глаза Гажи.

И даже заставило его подняться с пня. Но, даже встав уже, он все-таки поколебался немного: стоит ли тратить время на эту загадку, идти специально к меже, чтобы посмотреть, что там такое?

Гажи чуть ли не досадовал на себя за то, что все-таки не удержался и двинулся вдоль следов, по направлению к меже.

Это же надо: привиделось что-то ему в обманчивом сумраке и он бежит туда, силы тратит. И что такое особенное может он там обнаружить, в конце убегающей в сторону цепочки следов под снегом? Черта лысого разве…

Так ворчал на самого себя Гажи, пока брел к меже.

И, добредя, с досадой пнул холмик ногой.

И тут глаза у Гажи от удивления полезли на лоб, а рот раскрылся.

В снегу лежал мертвый заяц с окровавленной головой.

Вконец обмякшее тело Гажи в тот же миг словно наполнилось свежей юношеской энергией. Он нагнулся и, ахая, охая и про себя, и вслух, вытащил зайца из снега.

Ей-богу, этого зайца, уже застреленного, кто-то спрятал тут, на меже, для уверенности присыпав снегом. Вон даже задние лапы связаны аккуратно бечевкой.

Да, это в чистом виде божий подарок!

Ага!.. В голове у Гажи теперь все прояснилось. Это объездчик спрятал зайца тут для себя. И его, Гажи, нарочно послал за ним. А нож был всего лишь предлог…

То есть… постой-ка! Неужто же это имел объездчик в виду, когда говорил, что бог вознаградит Гажи за эту услугу?

А почему он тогда не сказал прямо, что под снегом в меже спрятал зайца? Спрятал он его от господ, это понятно. Но откуда он взял, что Гажи обязательно на него наткнется?

Что-то здесь не очень сходилось.

Как только не напрягал бедный Гажи свой скудный, доверчивый, бесхитростный ум, пытаясь разгадать для себя загадку с этим божьим вознаграждением — найденным зайцем!

Но так у него ничего и не вышло!

Одно знал Гажи наверняка: зайца он тут не оставит, кто бы и для кого его тут ни спрятал. Объездчик, он полномочная власть, он отвечает за дичь в округе, так что, куда ни кинь, зайца нужно вручить ему.

А уж он там пускай решает, что делать дальше.

Надо сказать, что, пока Гажи так рассуждал, радостное его возбуждение слегка поостыло.

Найти краденое… Уже тут есть что-то не то. А найти, чтобы отдать какому-то дяде… Это уж совсем никуда.

Словом, к тому моменту, когда Гажи взвалил зайца себе на спину, он уже основательно скис.

И то сказать! Теперь ему подыматься по склону вверх, да еще с ношей. А какая ему будет награда за это? Еще объездчик на него же и накричит: дескать, как ты посмел брать чужое? Для тебя его, что ли, спрятали?

Вот так!.. Но хотя благосклонность судьбы уже превратилась на шее у Гажи в проклятье, ее подарки продолжали обильно сыпаться на него.

* * *

Дело в том, что дичь со связанными ногами охотники испокон веков носят, повесив на палку. У Гажи палки с собой не было.

А потому подошел он к росшему возле межи кусту, чтобы вырезать палку роскошным объездчиковым ножом.

И вот только срезал Гажи подходящую ветку и начал строгать ее, удаляя боковые побеги, как взгляд его чуть поодаль обнаружил на чистом снегу еще цепочку следов. И следы те тоже вели к подозрительной снежной кучке.

Только кучка эта была уже не на меже, а перед грудой камней.

Конечно, Гажи двинулся прямиком туда.

И вовсе не удивился уже, что под снегом и тут оказался убитый заяц. Только у этого кровь была не на морде, а на спине. Но задние лапы тоже связаны.

Гажи вздохнул. Эх, курица тебя забодай! Теперь два зайца будут ему на плечи давить, когда он станет взбираться по склону.

Гажи мог разве что утешить себя тем, что если на концы палки повесить по зайцу, то они по крайней мере будут друг друга уравновешивать.

Поднял Гажи свою добычу и устроил на плече палку, на которой, впереди и сзади, висело по зайцу, словно какой-нибудь ветхозаветный раб в Ханаане, несущий огромные виноградные гроздья.