Поезд продолжал тащиться по пустыне плавными рывками, от заноса к заносу. Наверное, с высоты мы напоминали гигантскую электрическую гусеницу.
— Говорят, что там, на Олимпе, какие-то чудики живут, — завел разговор давешний шахтер. — Дикие какие-то сектанты, верующие! И будто у них там целый каменный укрепрайон, а кто к ним пытается залезть — всякого убьют!
— Правда? — вскинула брови Аюми.
— Да сказки рассказывают, а вы верите, — махнул рукой повар.
— Ну не знаю насчет сектантов, — перебил его усатый, — но мой деверь там на шахте работал, он говорит, что там воет кто-то из-под земли, жутко так! Старики рассказывали, что там, в горе, живут эти… ну которые тут до нас жили…
— Инопланетяне, что ли? — оживился Йорген, и я понял, что люди не меняются.
— Ну вроде того, — слегка сконфузился усатый. — Ну… может, и не они… Но воют — страх как воют…
— Небось там церберы голодные шатаются, — сказал повар.
— А, вспомнил! — хлопнул себя по лбу шахтер. — Эти сектанты змеям молятся! Во!
Внезапно музыка замолчала.
— Э! — крикнул Йорген. — Батарейки, что ли, сели?
Все стали оборачиваться назад: возле стойки, рядом с музыкальным центром, стоял Хмурый, и был он бледным.
— В чем дело?! — возмутилась пани Аида.
— Странный, — каким-то сиплым голосом сказал Машинист, — поди-ка на минутку. Дело есть… А вы сидите пока…
Говорил он спокойно, но от каждого его слова веяло чем-то тревожным в навалившейся тишине.
Я встал и, обойдя длинный стол, прошел к стойке.
— Пойдем, — каким-то заговорщицким тоном сказал Хмурый.
Мы прошли через перегородку кухни и вышли в конец вагона, где был узкий коридор в тамбур и два купе, друг напротив друга. В коридоре топталось четверо охранников.
Дверь в купе, где я несколько часов назад разговаривал с Дарби, была открыта, и оттуда пробивался тусклый свет.
Мы протиснулись сквозь пытающуюся расступиться охрану и вошли в купе. Сразу же дохнуло свежим воздухом.
Было очень холодно. В опущенное до самого низа окно дул леденящий утренний ветер пустыни, сквозь поток которого проплывал равнодушный утренний пейзаж однообразного ландшафта, едва подсвеченный первыми лучами солнца.
На койке справа лежал Дарби с неестественно выпученными глазами, увенчанными точками сузившихся зрачков, и распахнутым ртом, навсегда потерявшим очертание канцелярской скрепки, из угла которого пролегала бесформенная линия засохшей пенопластовой слюны.
Шея его была немного свернута набок — голова упиралась в стену вагона, а пальцы на руках были скрючены, будто их свело одновременно. Пальцы правой руки сжимали чистое полотенце из комплекта белья.
На левой стороне груди ткань серо-голубого комбеза Машинистов была испачкана большим бесформенным пятном, казавшимся почти черным, в центре которого зияла дыра. Ангел был мертв. Абсолютно и безоговорочно.
— Где бригадир? — спросил Хмурый высокого бородатого охранника со смуглым лицом.
— Нэ знает нэкто, — ответил тот с заметным восточным акцентом, — сэйчас его рэбята ыщут.
— Странный, — спросил Хмурый, деловито и тихо, — ты этого парня знаешь?
Я кивнул, продолжая как зачарованный смотреть на мертвое тело. Дарби… он хотел сказать мне имя «крота» в группе… Теперь не скажет… «крот» хочет остаться «кротом». Конец… Конец…
— Конец, — пробормотал я.
— Что? — глухо переспросил Хмурый.
— Это Дарби, тот парень, про которого я рассказывал, — сказал я медленно, буквально физически ощущая, как в моей голове вращаются и щелкают невидимые шестеренки.
— А как он сюда попал? — Хмурый внимательно посмотрел на меня.
— Мне кажется, надо спросить бригадира об этом, — сказал я, глянув ему в глаза.
— Я так и собирался, — кивнул Хмурый, ответив таким же внимательным взглядом. — Ничего здесь не лапать, — властным голосом обратился он к охране. — А вы двое — на кухню, никого не пускайте сюда.
— Ну что там у вас? — донеслись с кухни встревоженные голоса.
— Спокойно, туда нельзя, — отвечали охранники. — Жмур там, вам что, на жмура охота глянуть?
Поезд вновь стал сбавлять ход, громыхая сцепками.
Я беспомощно бегал глазами в пространстве купе, пытаясь уцепиться взглядом хоть за что-нибудь. Пепельница, полная окурков, пластиковый стакан с остатками кофе, электронный планшет с треснутым экраном возле койки, — наверное, Дарби его уронил. Голографический календарик с полуобнаженной красоткой, приклеенный к стене, видимо, бригадиром. Под откидным столом небольшой рюкзак… ах да… кобура! Кобура на поясе Дарби была расстегнута и пуста! Не носил же он в ней горстку семечек? КПК на поясе тоже нет. Полотенца аккуратно сложены, два отсутствуют. А где второе?..
— Он что, полотенцем отбивался? — удивился Хмурый, разглядывая труп.
— Да, — с досадой кивнул я, — от влезшего в окно павиана с опасной бритвой.
— Чего? — вскинул брови Хмурый.
— Да так, — вздохнул я, — вспомнил Эдгара По[34]
.— А это кто?
— Мужик один знакомый, — отмахнулся я.
— А масло-то в кобуре на стенках свежее, — сказал Хмурый, наклонившись над телом. — Оружие недавно смазывали, вот на этом столике — тут тоже пара пятен есть. Где же пистолет-то?
— Я думаю, — сказал я, — что вылетел пистолет в окошко, вместе с его КПК.