Легендарные разведчики - 2

Зима, а полковник шел по мосту Глинике в сползающей с головы кепочке и легком тюремном балахоне. Навстречу ему неторопливо двигался, таща тяжелый чемодан, сбитый летчик в русской пыжиковой шапке и теплом пальто. Абелю Пауэрс запомнился упитанным и высоким.

В чемодане Пауэрса были, помимо всего прочего, традиционные русские сувениры, матрешки и даже черная икра. Проходя мимо друг друга, оба — Абель и Пауэрс — даже не подняли глаз. Не до того им было. Хотя долгое киношное заглядывание Баниониса и Норейки в глаза друг другу в фильме «Мертвый сезон» публике понравилось.

На середине моста полковник увидел белую черту. Переступил ее. «Так закончилась четырнадцатилетняя командировка», — вспоминал Вильям Генрихович.

Лидия Борисовна припоминала еще одну деталь обмена. Уже в Берлине дяде Вилли сказали, что оставшиеся в тюрьме Атланты самые необходимые вещи ему все-таки собрали и сложили в сумку. Отдать их американцы обещали прямо в утро обмена. Но в суматохе, в волнениях, а не по злой, думаю, воле отдать сумку просто забыли. И Вильям Генрихович переходил мост Глинике с каким-то замерзшим и превратившимся в ледышку пластиковым пакетом, в котором были лишь бритва, кусок мыла и зубная щетка, предусмотрительно захваченные из тюрьмы. Донован пообещал переслать сумку при первой же возможности в Восточный Берлин. Слово сдержал. Сумка нашла Абеля в Москве где-то в середине марта 1962-го.

Абель — Фишер скончался в 1971 году от рака легких. Он почти на год пережил Джеймса Донована, умершего в 1970-м от сердечного приступа.

Но сегодня «дело Абеля» напоминает не только о его стоическом героизме. Еще и о верности долгу, о возможности сотрудничества с такими, как американский адвокат Джеймс Донован. Обмен, пусть и на «шпионском мосту», доказывает: в любой ситуации договариваться нужно и можно. И тогда обмены — любые, во всех областях, будут продолжаться.

И в некролог воткнули дезу

Даже после кончины Вильям Генрихович Фишер не обрел собственного имени. В некрологе, опубликованном в «Комсомольской правде» 19 ноября 1971 года, содержится сплошная дезинформация. И нет здесь никакой вины газеты. Опубликовали то, что дали из соответствующего ведомства: отрывок из «документального рассказа о себе», появившегося в свое время в сборнике «Чекисты».

«Родился я в Петербурге. Мой отец рабочий. Он и его друзья были связаны с революционно настроенными студентами. Они сгруппировались в кружок, получивший название “Союз борьбы за освобождение рабочего класса”. Этим кружком, как известно, руководил Владимир Ильич Ленин.

Когда царское правительство арестовало членов кружка, отец был сослан в Архангельскую губернию, а после ссылки переведен в Саратовскую губернию под гласный надзор полиции. Там он встретился с моей матерью. Постоянное преследование полиции и жандармерии вынуждало отца часто менять место жительства. Вместе с ним пришлось кочевать и нам».

Какой Петербург, если родился названный в честь великого Шекспира Вильям, по-семейному Вилли, в Великобритании? Да, отца с матерью высылали в Архангельск и под Саратов. Но в итоге «докочевали» до английского Ньюкасла-на-Тайне, где и появился на свет будущий нелегал. Но раскрывать эту страшную тайну в начале 1970-х годов почему-то не решились.

Далее идет пассаж о верности большевистским идеям. «Целиком и полностью я был на стороне отца и его друзей и при каждом удобном случае помогал им распространять большевистскую литературу». Возможно, помогал отцу-большевику. Но никаких документальных подтверждений этому пока не найдено. Что ж, тут, полагаю, Вильям Генрихович не лукавит.

А вот далее приводится факт, частично объясняющий появление молодого Вилли в разведке: «В первые годы Советской власти мне довелось работать среди молодых политэмигрантов, вернувшихся на родину. Это не только помогло мне в изучении иностранных языков, но и явилось впоследствии важным обстоятельством при определении жизненного пути». Почему-то кажется, что работа среди сверстников-политэмигрантов была первым шагом на пути в ЧК. Наверняка отдел ИНО интересовали настроения среди молодежи, вернувшейся, обычно с родителями-коммунистами, из вынужденной ссылки. Они, как и Вилли Фишер, хорошо знакомые «с зарубежной действительностью», говорили на нескольких языках. Было из кого черпать уже относительно подготовленные для работы вдали от родины кадры. И юный Фишер наверняка помогал подбирать чекистам самых, по его мнению, надежных.

Заодно это и давало пусть и ложный, но ответ на вопрос, откуда парень, сын рабочего из Петербурга, так здорово знал английский. Да и не только английский.