Легендарные разведчики - 2

Да, это была настоящая большая дружба. И, видимо, именно поэтому папа при аресте и назвался именем дяди Рудольфа. Знаете, как тогда в СССР это было поставлено? Никаких людей у нас за границей нет, и на самом деле все это провокация. Ну а дядя Рудольф, узнав об аресте, мог подтвердить: никто кроме папы его именем назваться не мог. Понимаете?

Никто всего этого не знал, но говорят, у них была между собой договоренность. Не думаю, потому что не считаю, будто папа заранее строил какие-то планы на случай ареста. Мне кажется, человек не может ехать на работу, рассчитывая, что у него будет провал. Он тогда не сможет работать.

Во всяком случае, уже после, дома, отец сетовал: если бы знал, что дядя Рудольф умер, никогда бы его именем не назвался. А умер Рудольф Абель в 1955-м, и мы боялись написать, что дяди Рудольфа больше нет.

А когда папа уехал, дядя Рудольф бывал у нас все время. Понимаете, постоянно. Ну, очень большую моральную поддержку нам оказывал. И темы для разговора всегда находились.

Он даже модой интересовался. Мог дать совет, какой мне выбрать фасон платья. Папу же эти дела абсолютно не трогали. Мог, правда, глядя на кого-то, сказать красиво — не красиво, не больше.

Дядя Рудольф — он был более земной, что ли. Они друг друга дополняли и прекрасно понимали.

— Почему так рано в 1948-м ушел на пенсию?

— Спросите его начальников. Я не думаю, что сейчас кто-нибудь вам на этот вопрос смог бы ответить. Даже если бы еще были живы люди, которые знали причину, они бы вам все равно ничего не сказали.

— Может, мешало, что жена его была дворянского происхождения? А на Лубянке заботились о чистоте рядов.

— Он не был никаким дворянином. А что жена… Ну, была.

Я полагаю, дядя Рудольф, как и папа, тоже был не очень удобным человеком. А был он очень порядочным, принципиальным, совершенно не любил лизоблюдов. Например, могу вам сказать, что когда в 1948 году началась вся эта эпопея борьбы с «безродными космополитами», то это его, настоящего интернационалиста, интеллигента, страшно возмутило. Помню, как одна женщина пришла к нам и заявила с порога: бей жидов, спасай Россию… Ой, что было, что было. Дядя Рудольф ей так врезал. Он ее буквально… Очень популярно объяснил все, что он по этому поводу думает. Позже она при появлении светловолосого латыша вставала и уходила. Да и после того случая о космополитизме в присутствии Рудольфа не говорили. Абель не боялся общаться с властью обиженными, из заключения вернувшимися. Такой был человек — настоящей закалки.

Мама тогда работала в цирке, в оркестре, ее уволили в 1951-м. А я помню совершенно нелепый эпизод. В стенной газете цирка было написано о популярных тогда артистках — воздушных гимнастках сестрах Кох. Какое безобразие! Надо лишить их звания заслуженных, потому что выступают они в костюмах из страусовых перьев, а ведь всем известно, что в России страусы не водятся. И напечатали на полном серьезе.

Или еще. Вход в оркестр был через помещение, где на втором этаже размещалось Управление цирками. Музыканты вечером приходят на работу, а стулья всегда поломанные. Пора играть, а сидеть не на чем. Они бежали в Управление Госцирка и тащили оттуда в оркестр стулья от письменных столов. Утром эти стулья утаскивали у них обратно. Ну, в конце концов, купили для оркестра венские стулья. Я в шутку: братцы, написать бы статейку о том, что вот, поощряют космополитов. Закупили венские стулья, хотя всем известно, что в России никакой Вены нет — это австрийский город. И что — написали об этом в стенгазете. Потом уже было и «дело врачей».

— Маразм был крепкий.

— Маразм совершенно жуткий.

— Вашему отцу с этим маразмом примириться было сложно.

— Он в это время уже был в Америке, но, наверное, до него какие-то отголоски доходили. Не знаю: я вам говорила, мы эти темы никогда не затрагивали, они были под запретом. Кроме взрыва негодования со стороны отца разговоры на эту тему ничего не вызывали.

— А Рудольф давал гневную отповедь?

— Давал. Но философствовать вместе с тем мы тоже не философствовали. Если вы с дядей Рудольфом вели откровенные беседы, то понимали — человек он очень теплый.

— Правда, что у него были родственники в Польше? Или у жены? Целый помещичий род, оставшийся за границей.

— У него не в Польше, в Латвии жили отец и родственники. Мать жены — в Москве. Пребывала в полном маразме — в совершеннейшем, в клиническом. Обычно люди со старческим маразмом быстро погибают, а она — на редкость живучая. И надо сказать, что у тети Аси, жены дяди Рудольфа, наследственность, видимо, была не особенно. Тяжелый человек. Мы поражались…

— Но это была нормальная супружеская пара?

— Вы знаете что — да. Хотя дядя Рудольф к нам приходил довольно часто один. Не могли они иногда вдвоем выйти из дома: там мать устраивала скандалы, нельзя ее было одну оставить. Но, честно говоря, без тети Аси наши не скучали. С ней сложно было общаться.