Но Любка времени даром не теряла. К тому времени в Краснодоне она уже была членом штаба «Молодой гвардии». Сдружилась с ее руководителем Олегом Кошевым, билась с немцами, как и рассказано в романе Фадеева. Быть может, чересчур яркая, иногда острая на язык Любка и привлекала излишнее внимание абвера. Однажды ее арестовали: стукнул один знакомец, что училась в спецшколе НКВД, однако Шевцова отговорилась: училась, но только на курсах медсестер. Все же 1 января 1943 года ее арестовали — как и других ребят из «Молодой гвардии». Для немцев Любовь Шевцова была несколько иным материалом, чем остальные молодогвардейцы. С тех что взять — молодые мстители, их с первого дня истязали нещадно. А Любу хотели перевербовать, затеять с ее помощью радиоигру, и начали фашисты с посулов. Но Люба держалась твердо. Никого не выдала. Вынесла пытки жутчайшие. И еще поддерживала слабых. Вот где дала себе волю, оскорбляя фашистов. В записке, чудом переданной матери из тюрьмы, нацарапано: «Мама, прощай! Твоя Любка уходит в сырую землю».
Любови Шевцовой, как и нескольким другим молодогвардейцам, присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно. Она не дожила и до девятнадцати лет. И разве, в конце концов, важно, закончила Любовь Григорьевна Шевцова школу НКВД — не закончила… Она превратилась в символ преданности и силы женской воли.
Немцы пробрались в Генштаб
Об этом во время войны несколько раз предупреждал Сталина сам Уинстон Черчилль. Действительно, английская разведка относительно регулярно доносила премьеру, что именно в советском Генеральном штабе действует немецкий агент. Причем передает по рации сведения стратегического характера. Миф совсем «разгулялся» после войны, когда это же доверительно сообщили в своих мемуарах немецкие разведчики разного ранга.
Никаких свидетельств этого мне разыскать не удалось. И я обратился к правнучке маршала Рокоссовского Ариадне, которая неустанно собирает материалы о тех временах, постоянно общается с родственниками наших полководцев времен Великой Отечественной. Привожу ее мнение дословно:
«Никогда об этом не слышала.
Я знаю, что Александр Михайлович Василевский, будучи главой Генштаба, жил в постоянном страхе. Его сын Игорь Александрович рассказывал мне в интервью: “Сталин был требователен, не прощал никаких ошибок, даже мелочей. Обстановка была напряженная. 'Стены слушали’, вездесущие глаза и уши приучили нас не высказывать мысли вслух. Отец все время находился на грани, один раз даже прощался с нами. В середине войны в загородном доме в Волынском, который находился рядом с 'ближней’ дачей Сталина, отец признался, когда мы были одни, что не знает, что его ждет. Он не мог ничего сказать вслух, но по выражению его лица, по тону, по жестам я понял, что он со мной прощается. И дело было не в военных действиях, хотя он работал с чудовищной моральной и физической перегрузкой, и бывали моменты, когда он на секунду отключался над картой. Угроза исходила от Берии и НКВД. Все без исключения люди из нашего окружения занимались тем, что следили и проверяли, даже мои игрушки проверялись каждый день. К тому же с нами все время ездила охрана — люди с музыкальными инструментами. У них были футляры от скрипок, ну а внутри… соответствующий инструмент. Когда отец бывал дома, этот 'музыкальный квартет’ дежурил в подъезде. Главный из них ежедневно писал отчеты.
Система была очень жесткой. Она предписывала, каким должно быть окружение, с кем можно дружить, а с кем нельзя водить знакомство. Мне просто указывали, с кем общаться, а с кем нет. Не исключаю, что это сам Верховный говорил отцу, мол, ваша семья находится не в том окружении. Фильтровались мои и мамины друзья, родня. Активно не поощрялась дружба между семьями полководцев”».
Ответ, по-моему, исчерпывающий. Как можно было проникнуть немецким шпионам в самое сердце Генштаба, если даже сам начальник Генштаба Александр Михайлович Василевский находился под таким тяжелейшим сталинским колпаком.
Однако природа слухов понятна. Немцы были уверены: в Генштаб внедрился их агент Макс. В советской разведке Макс действовал под псевдонимом Гейне и носил имя Александр Петрович Демьянов. В нескольких моих книгах я рассказал о нем относительно подробно. Макс, которому немцы безгранично доверяли, гнал дезинформацию. Но какую: выверенную, высшими чинами Генштаба же и подготовленную. Иногда специально передавались действительно точнейшие сведения, чтобы у фашистов не возникало никаких подозрений. Эта радиоигра вошла в историю советской разведки под названием «Монастырь», затем была переименована в «Березино». Последняя радиограмма, отправленная немцами из Берлина, была принята уже после капитуляции Германии в мае 1945 года.
Жену оставьте дома