Не ругайте за отступление. Вся разведка состоит из множества таких клубков, которые предстоит распутать. Вадим Алексеевич Кирпиченко, скончавшийся в 2005 году, частично успел это сделать.
«А ПИВКА ТАК И НЕ ПОПИЛИ»:
Борис Яковлевич Наливайко
Ценой собственной карьеры разведчик Борис Наливайко сорвал операцию ЦРУ в Вене, а потом участвовал в обмене полковника Абеля на летчика Пауэрса в Берлине.
1950-е годы, разгар холодной войны. На территориях западных стран запущена операция «Редкап». Да что там операция, целая международная программа, разработанная ЦРУ. Главная задача: «стимулировать дезертирство» советских граждан — и всех поголовно. Старались вербовать людей, работавших за границей, помогать им «дезертировать на месте» и использовать как завербованных агентов. Если же на вербовку не шли, то склоняли не возвращаться на родину, помогали бежать на Запад. Чем больше невозвращенцев и громче скандал, тем лучше.
Операция «Редкап» развивалась вяло. Иногда удавалось склонить к предательству младших чинов Советской армии, служивших за границей. Их вербовка, вскоре это поняли и американцы, была практически бесполезной. Они мало что знали — откуда? Да и попадал в руки американцев потрепанный контингент весьма низкого качества: бежали в основном растратчики, пьяницы, нарушители дисциплины. Требовалось нечто более значительное, что привлекло бы внимание.
Вербовка в лоб
Под «программу» попал и советский разведчик Борис Наливайко. Знали ли американцы, кого пытались завербовать?
Судьба Бори складывалась поначалу безоблачно. Отец — инженер на Николаевском металлургическом заводе. Потом стал начальником мартеновского цеха. Его в 1930-е отправили в командировку в Италию — удача и доверие по тем временам редкие. А обернулось, как случалось почти всегда в то тяжелое время, обвинением в шпионаже, арестом. Яков Наливайко держался стойко: ни в чем не признавался — не в чем было, протоколов допросов не подписывал. Дело тянулось долго и так и не было закрыто. К счастью, арестовали Якова Наливайко, когда волна репрессий уже угасала. И невиновного отпустили.
Борис окончил семилетку, отучился в судомеханическом техникуме. Поступил в Николаевский кораблестроительный институт. После ареста отца студента Бориса Наливайко по всем параметрам должны были исключить из комсомола, а заодно, объявив сыном врага народа, из института. Не исключили: проявили определенную твердость сокурсники и преподаватели.
Но когда отец вышел на свободу, решили из Николаева уехать: оклеветал Якова Наливайко человек из ближнего круга, с ним на заводе работавший. Оставаться в городе было противно, да и жена рассказала Якову, что в тяжелую пору некоторые их знакомые, завидев ее, переходили на другую сторону улицы. Переехали в Ленинград.
Борис Наливайко перевелся в Ленинградский кораблестроительный. Учился и строил метро, спускаясь на глубину 70 метров. Но пустить в городе метро перед войной не удалось.
22 июня грянуло, и только-только окончивший 4-й курс Борис Наливайко сразу же пошел на фронт добровольцем. В первые недели строил зенитные сооружения. Но вскоре, разобравшись, что без пяти минут инженера можно использовать с большей пользой, его перевели в отдельный артиллерийско-пулеметный батальон командиром орудия. Однополчане замечали: до чего везучий, ничего его не берет. Схватывался врукопашную с немцами в своих и чужих окопах. Мчался под огнем фашистов в соседнюю часть за снарядами — как же их не хватало, да и пушки были старые, свое отслужившие. Отступали с боями, вымотались, и вконец уставший Борис хотел было присесть на лафет орудия, которое тянул допотопный грузовичок. Тут какой-то наглец столкнул его, и попал Боря в глубокую канаву у обочины. Головы поднять не успел, как раздался взрыв: это прямым попаданием разнесло и грузовик, и орудие, и парня, его столкнувшего и жизнь ему спасшего. Вот так воевали в 1941 году на Пулковских высотах.
Дали выжившим съездить на день в Ленинград, благо, а точнее совсем не благо, рядом. Они не узнали города — ощетинившегося, затаившегося, уже голодного.
Откуда знаю подробности? От Светланы Борисовны, дочери Наливайко, рассказавшей: в октябре 1941 года отлетел от папы его ангел-хранитель. Прямое попадание в блиндаж, их с однополчанином засыпало землей. Откопали: тот без ног, а у отца тяжелейшая контузия. Полная потеря памяти, документы пропали, единственное, что при себе, так это почему-то записная телефонная книжка. В ней какие-то имена-фамилии, и позвонили из госпиталя по телефону, который был не в алфавите, а отдельно записан на корочке. Оказалось — это номер телефона друзей семьи. И как раз в тот момент заглянула к ним мама Бориса, подошла к телефону. Сына Борю спасли, выходили.
И спросил я тогда Светлану Борисовну: разве не считает она, что в критические, решающие моменты жизни ее отцу страшно везло? Серьезная, рассудительная дочь после секундного раздумья ответила:
— Если разобраться, то да.