— Нет. У меня из всех завербованных только один понимал, что я являюсь советским разведчиком. Для остальных я был американским разведчиком, французским. Многие полагали, что я американец из ЦРУ, и приятели мои хорошие были цэрэушниками. Разведчик, может быть и из израильского МОССАДА. В США иногда слышалось: «К тебе придет Хайм. Он американец, но он и наш. Ты уж, Мойша, ему помоги, пожалуйста, ладно?»
— Они сильны в основном деньгами. В их разведку вложены огромные деньги, и они имеют возможность действовать большими силами, наваливаться на какую-то интересующую их проблему и со всех сторон ее обрабатывать. У нас — не так. А они могут подкупать и правительства, и производить нужных президентов. Все эти перевороты в Латинской Америке сделаны ЦРУ. В основном этим и берут. Техническая разведка у них развита здорово. Финансовые вложения огромны и в карты их смотреть приятно, как они все это раскладывают.
— Конечно. Но разговор о другом. О преданности. Ради нее всю жизнь меняешь. В четвертом классе, прощаясь с первой учительницей, честно ответил на ее вопрос: «Кем хочешь стать?» Послевоенные годы, война недавно закончились, и все хотели в летчики, моряки… А я сказал твердо: «Хочу в архитекторы». Счастливые эти мысли — как построить дом и спроектировать дворец. Сначала нарисовать, потом все рассчитать. К этому шел всю жизнь. И когда сменил профессию, то сначала чувство, будто изменил любимой женщине, бросил ее. Такое было горе, когда мне сделали это предложение: «Хочешь в разведку?» Но не мог отказаться.
— Да потому, что для Родины это более важно. И ничего важнее во время той холодной войны не было. Безопасность, бесспорно, гораздо важнее, чем какая-то архитектура. И вот эта искренняя готовность подчинения личного государственным интересам есть само существо разведчика. Геворк Андреевич Вартанян был таким. Не просто «да, согласен». Не просто слова — служение Родине с большой буквы. Геворк Вартанян ощущал это так. Вот главное. Без этого работать нельзя.
— Абсолютно точно. Там мы сможем лучше. Ну построю я что-то, создам собственное произведение. Да, архитектор — интересная профессия. Художник может написать картину в любом стиле, а архитектор всегда зависит от заказчика. От того, кто заказывает тебе музыку или проект. Архитектура — творческая работа, это — мать всех искусств, элита. И нужно было от всего отказаться. И тогда у тебя появляются другие возможности…
— Мои родители — инженеры. Но они не вникали.
— Да, я родился в Москве, в Сокольниках, ходил в школу на улице Малая Остроумовская. И потом Архитектурный. Когда уже учился в разведшколе, мне пришли документы о зачислении в аспирантуру и письма — почему не хожу? Приняли в аспиранты без экзаменов и заявления. Ректор говорил: «Юрка, куда ты идешь! Ведь мы же на тебя надеялись. Оттуда пришла просьба написать на тебя характеристику, и плохую я дать не могу. Скажи, что плохо со здоровьем. Скинем тебе любые справки». И я ему: «Я не буду».
— Именно. Наверное, потому, что был всегда худой. Был я тогда комсомольским секретарем факультета. Как можно отказаться? Меня родина позвала, а я в кусты? Нет! Ловчить — противно. И у Геворка Андреевича также. Они с Гоар могли остаться дома, в Армении. Так об этом мечтали. Жить своей жизнью в кругу близких. В Ереване у них много родственников. Но они всё оставили, бросили, поехали. Выехали и всю жизнь — там. Что нужно иметь в сердце, чтобы вот так? Ехали не за чем-то, а для чего-то. Не по приказу, а по велению. Жертвовали всем, действительно всем без оговорок. Посвятили себя большому, святому делу — обеспечению безопасности страны.