У всех было желание: «Я свои руки подниму, а локтем помешаю сделать то же самое сопернику». Здесь не за что карать персональным замечанием: нет толчков и удара, и ни один из игроков не владеет мячом, так что судейские свистки молчат. Но именно эта борьба и называется в баскетболе рубкой в трехсекундной зоне. Рубка – это не когда двумя руками бьешь противника с мячом. Это глупость, потому что судья не может этого не заметить. Или когда игрок толкает выпрыгивающего соперника в спину, что очень опасно: при приземлении можно получить тяжелую травму. Вот это – грубость, а не рубка. А то, что происходило на площадке в Мюнхене, я считаю, было корректной, весьма атлетичной борьбой, в которой не жалели ни соперника, ни себя.
На шестой минуте матча Хэнк Айба был вынужден взять тайм-аут. Что он говорил в этом тайм-ауте, не знаю, но также он произвел несколько замен. Бобби Джонса, кстати говоря, оставили, потому что он справлялся: в эти первые пять с половиной минут матча Александр Белов ни одного очка своей команде не принес.
На площадке появились Кенни Дэвис и Майк Бэнтом. Это игрок, который потом очень неплохо зарекомендовал себя в НБА, а в сборной США того времени считалось, что Бэнтом – единственный универсал, способный совмещать позиции от второго номера (атакующего защитника) до четвертого (мощного крайнего нападающего), ведь рост Бэнтома – 205 сантиметров. Майк был выставлен на площадку Хэнком Айбой с заданием подстраховывать партнеров. В связи с тем, что Александру Белову было не бросить, а Сергей Белов и Зураб Саканделидзе уже проявили себя в результативности, Бэнтом выходил с заданием держать Алжана Жармухамедова и за его счет подстраховывать партнеров. И в первой же атаке – я подчеркиваю, в первой же – после этих замен Владимир Петрович Кондрашин отдал задание Сергею Белову и Михаилу Коркия сыграть на Жармухамедова. Тренер почувствовал, что опека Алжана будет более мягкой, менее нацеленной на получение мяча, чем в случае с другими игроками сборной СССР. Это даже планом не назовешь: это одна атака, одна комбинация, но она была в запасе у советской сборной и завершилась удачно – точным броском Жармухамедова.
Чувство того, что происходит на площадке, дар предвидения Кондрашина позволял в этих крошечных отрезках времени завоевывать преимущество и увеличивать разрыв в счете. Он рос медленно. Игра, как я уже не один раз говорил, была очень нервная, а потому процент реализации бросков в первом тайме у обеих команд не превышал сорока. Прибавьте к этому достаточно большое количество потерь – счет рос крайне медленно. Однако завоеванное на первых минутах преимущество «+5» дорастало по ходу тайма и до «+9».
В момент, когда начиналась середина тайма, сборная СССР имела преимущество в восемь очков и владела мячом. Да, после этого не произошел результативный бросок, а в ответ американцы забили один штрафной из двух, но следующая успешная атака сборной СССР увеличила разрыв до девяти очков. Я напоминаю, что по тем правилам время, отведенное на атаку, составляло 30 секунд, поэтому количество атак за игру было меньше, чем сейчас. Соответственно, и результативность была ниже. Процент реализации невысокий, и счет, скажем, 22:13 в пользу сборной СССР – это комфортное преимущество.
Следующий тайм-аут брал уже Владимир Петрович Кондрашин. По его ходу он объяснял игрокам, что преимущество достигнуто, что игра идет по сценарию сборной СССР и с ее инициативой, а полученное преимущество надо охранять. Надо обязательно усилить игру в обороне. Именно этим обосновываются те замены, которые произвел Кондрашин в середине первого тайма. Во-первых, нужно было дать почувствовать игру тем, без кого не выиграть, кто обязательно будет появляться на поле – так на площадке появился Иван Едешко, выходил Модестас Паулаускас.
Мне следует сделать ремарку: для капитана сборной СССР это была одна из самых неудачных игр в карьере. Решение тренера не выставлять его в стартовом составе психологически надломило такого стойкого бойца, и Модестас на площадке был не похож на себя. Нет, мяч он не терял, но практически не действовал остро в позиционном нападении: не заставлял соперника получать на себе персональные замечания, а именно в этом была роль одного из лидеров команды. Сергей Белов, очень близкий друг Модестаса, всегда живший с ним в одном гостиничном номере, первым почувствовал, что Паулаускас находится не в своей тарелке. Поэтому Белов не исполнял на площадке те наигранные «двоечки», в которых они с Модестасом обычно участвовали, – понимая, что Модя может не попасть.