Легенды

Вперед вырвался один, худой как цапля, и Лан сделал первый шаг в боевой стойке. Время точно застывший мед. Пел серый жаворонок, и худой закричал, когда «Рассечением облаков» ему отрубило правую кисть у запястья, и Лан продолжал движение, чтобы остальные не набросились на него все разом. «Дождик на закате» до кости рассек толстяку лицо и лишил левого глаза, а рыжеволосый юнец полоснул Лана по ребрам «Черными камушками на снегу». Только в сказаниях герой выходил из схватки против шестерых без единой царапины. «Распускающаяся роза» отсекла лысому левую руку, а рыжий кончиком меча нанес Лану рану у глаза. Только в сказаниях можно в одиночку сразиться с шестерыми и остаться в живых. Лан знал об этом с самого начала. Долг — как гора, а смерть — перышко, и долгом Лана был Букама, который вывез ребенка у себя на спине. Но ради этого мига Лан жил, ради этого сражался — пиная рыжего в голову, кружась юлой и получая раны, истекая кровью и ступая по лезвию бритвы, — в танце между жизнью и смертью. Время точно застывший лед, и Лан менял позиции и приемы, но конец мог быть лишь один. Мысли были далеко. Смерть — лишь перышко. «Одуванчик на ветру» раскроил горло уже потерявшему глаз толстяку — страшная рана на лице остановила того всего на несколько мгновений, — и малый с раздвоенной бородкой, плечистый, точно кузнец, удивленно охнул, когда «Поцелуем гадюки» клинок Лана пронзил ему сердце.

И вдруг Лан понял, что стоит он один, а по всему двору валяются шесть тел. Рыжеволосый судорожно вздохнул, в последний раз, взрыв землю, дернул ногами, и вот из семерых людей здесь живым остался только Лан. Он стряхнул кровь с клинка, наклонился и обтер последние красные капли о чересчур дорогую куртку «кузнеца», потом четким движением, будто на уроке у Букамы, вложил меч в ножны.

Внезапно из гостиницы высыпали люди — повара, конюхи, служанки, народ из общего зала. Все кричали, пытаясь понять, что тут за шум, и изумленно таращась на распростертых на земле мертвецов. Самым первым, с мечом в руках, выбежал Рин. Побледневший, он подошел к Лану.

— Шестеро, — пробормотал Рин, разглядывая тела. — Проклятие, у тебя и впрямь везение самого Темного.

Подбежавший Букама и опередившая его на считанные мгновения темноглазая Лайра занялись ранами Лана. Они стали осматривать его, осторожно раздвигая окровавленные края разрезов в одежде. Девушка то и дело слегка вздрагивала, но голос у нее был на удивление спокойный, совсем как у Букамы, когда она посоветовала послать лучше за Айз Седай, чтобы та исцелила его, и посетовала, что придется столько швов накладывать. Потом заявила, что с иголкой и ниткой справится и сама, отогнав Букаму, порывавшегося заняться тем же. Появилась и госпожа Аровни; она, приподняв юбки, обходила кровавые лужицы, сердито оглядываясь на трупы, замусорившие двор ее конюшни, во весь голос ругая стражников: разбойники, видать, совсем распоясались, и злодеи не посмели бы шляться по городу средь бела дня, если б стража баклуши не била. С ней громко согласилась доманийка — та самая, которая разглядывала Лана в общем зале. И доманийке-то, к ее неудовольствию, трактирщица велела сбегать за стражниками, заодно и поторопив тычком. Последнее в полной мере свидетельствовало о потрясении госпожи Аровни — в противном случае она никогда не стала бы так обращаться со своими клиентами. А о шоке, испытываемом всеми, говорило то, что доманийка без всяких возражений кинулась исполнять поручение. Хозяйка, ворча на обнаглевших грабителей, принялась распоряжаться, чтобы мертвецов убрали с глаз долой.

Рин переводил непонимающий взгляд с Букамы на конюшню и обратно — впрочем, он действительно ничего не понимал.

— Вряд ли это грабители. — Он указал на малого, походившего на кузнеца. — Вот этот слушая речь Эдейн Аррел, когда та была тут, и ее слова ему явно по душе пришлись. Кажется, с ним был и еще кто-то из этих. — Рин качнул головой, тихо звякнули колокольчики. — Очень странно. Впервые о том, чтобы поднять знамя с Золотым Журавлем, она заговорила тогда, когда дошел слух, что ты убит под Сияющими Стенами. Твое имя привлечет людей, но, раз ты погиб, она могла бы стать эл’Эдейн. — В ответ на взгляды Лана и Букамы Рин только развел руками и торопливо добавил: — Я никого ни в чем не обвиняю. И никогда бы я не посмел обвинить в подобном леди Эдейн. Уверен, она преисполнена женского сострадания и самых благих намерений.

Госпожа Аровни крякнула, точно от удара кулаком, а Лайра еле слышно пробормотала, что этот красавчик из Арафела мало что смыслит в женщинах.

Лан покачал головой. Эдейн, если это отвечает ее намерениям, могла решить убить его, могла приказать действовать, коли слухи окажутся неверными, но даже это не причина вслух связывать ее имя с происшествием, особенно в окружении стольких чужаков.

Пальцы Букамы замерли, раздвинув края разреза на рукаве Лана.

— Куда мы направимся? — тихо спросил он.