слушал о любви. Очевидно, в японской культуре это считается почтенным сюжетом.
Брунгильда приободрилась:
— Она влюбилась в кумира «всей прогрессивной Европы» — известного летчика и
инструктора Всеволода Абрамовича. Он прославился несколькими мировыми рекордами,
совершил, между прочем, перелет из Берлина до Петербурга. Его называли лучшим
пилотом-инструктором. В общем, он был действительно выдающийся!
— Да, такой мужчина производит сильное впечатление на женское сердце, — признал
капитан Хирата.
Брунгильда вдохновенно продолжала:
— Шаховскую завораживали полеты. Абрамович ее просто сразил! Поэтому она и
отправилась в Иоганнесталь, в Германию, и уже 16 августа 1911 года получила диплом.
— А Абрамович — он тоже находился в Иоганнестале? — спросил Хирата.
— Разумеется. Ради него, я думаю, она там и осталась. Они летали вместе, и вот однажды
поднялись в небо на двухместном аэроплане. Считается, что вела самолет Шаховская, а
Абрамович был пассажиром. Они упали с высоты в шестьдесят метров, и Абрамович
погиб. Это случилось в апреле 1913 года.
— А она? — спросил Хирата.
Брунгильда с удивлением заметила, что у капитана блеснули слезы.
— Японцы сентиментальны, — объяснил капитан Хирата. — Такие истории у нас
показывают в театре, их записывают писатели. Мы читаем их для того, чтобы испытывать
сильные чувства. Я благодарен вам за рассказ.
— Мой рассказ только начался, — заявила Брунгильда. — Мы ведь не дошли до самого
интересного: как Шаховская стала военным летчиком!
— О, — вежливо сказал капитан Хирата. — Прошу меня извинить. Я был нетерпелив.
— После катастрофы Шаховская объявила, что летать больше не будет. Но, конечно, не
удержалась. Она отправилась в Петербург, там бывала в доме Распутина, вообще
увлекалась всем модным, включая, надо полагать, и кокаин... Ее очень угнетало то
обстоятельство, что Абрамович погиб по ее вине, а она сама даже не пострадала. К
счастью для нее, началась война.
Капитан Хирата одобрительно кивнул.
— Война помогает самураю ощутить в себе истинный дух.
— Разумеется, женщине трудно было попасть в действующую армию, если только не с
госпиталем, — продолжала Брунгильда. — Но здесь следует отметить одно
обстоятельство. Россия была более передовой страной — в том, что касается женской
эмансипации. Да, да, она считается отсталой страной, и это как будто бы «общее место»,
но если сравнивать с той же Францией... Французским авиатрисам наотрез было отказано
во фронтовой службе. А Шаховская отправилась на поле боя. Она получила чин
прапорщика и была зачислена в авиаотряд. Занималась корректировкой огня батарей и
разведкой.
— Прекрасное дело, — одобрил Хирата.
— Про нее, конечно же, распускали слухи, что она занята не столько выполнением боевых
задач, сколько романами с офицерами. Ну и конечно же шпиономания. В русской армии
во всех, кто хоть как-то был связан с Германией, видели германских шпионов. Даже
императрицу в этом обвиняли. А Шаховская несколько лет жила в Германии, училась там!
Ее арестовали уже через месяц и приговорили к расстрелу.
— Это позорная смерть, особенно если обвинение несправедливое, — нахмурился Хирата.
— Вы забываете, господин капитан, о том, что Шаховская была близка с Григорием
Распутиным, а через него — с царской семьей. Николай II помиловал ее, и она была
заключена в крепость.
— Но в России произошла революция, которая все поставила — как это говорят? — с ног
на голову, — заметил Хирата.
— Именно. Шаховская была освобождена большевиками как узница царского режима.
Одно время она работала в Гатчинском дворце, который превратили в музей. Вроде бы
там произошла кража. Сейчас трудно во всем разобраться, ведь прошло столько лет, а
участники тщательно замели следы... Известно, что какие-то ценности из этого дворца
продавали за рубеж, но вот кто это делал и по чьему указанию? Это было очень темное
время.
— Шаховская больше не летала? — спросил Хирата. — И не влюблялась?
— Насчет любви ничего сказать не могу, а вот полеты для Шаховской точно закончились.
Она поступила на службу в ЧК, сначала в Петрограде. Потом ее переправили в Киев. И
вот в Киеве она была застрелена — в двадцатом году. Ей был тридцать один год.
— Расстреляна? — переспросил Хирата.
— Нет, именно застрелена, — пояснила Брунгильда. — В перестрелке. Одни говорят, что
Шаховская была пьяна, другие — что она находилась под действием наркотиков. Кокаин
был тогда модным увлечением, так что вполне может быть... История неясная — как и все
в жизни и смерти Шаховской. Мне кажется, — прибавила Брунгильда с какой-то
несвойственной ей застенчивостью, — что единственным ярким, светлым пятном в жизни
Шаховской была ее служба в качестве военного летчика. Те несколько дней, когда она
летала над линией фронта и помогала батареям корректировать огонь. Она такая красивая
в военной форме!
Капитан Хирата долго молчал, обдумывая услышанное.
Наконец он произнес:
— Военная форма, как и кимоно, очень идет по-настоящему красивым людям.
Он поклонился Брунгильде и ушел. Она долго смотрела ему вслед, раздумывая: что,
собственно, он хотел сказать последней фразой? Может быть, он признал правоту