Легенды, были и сказки Крыма

Несется триера. Брызжут хрусталики-капли, поднятые веслами. Хорошо гребцам верхнего ряда – транитам. Солнце в глаза да свист ветра в ушах. Над головами как навес – боевая палуба – катастрома. А грянет вдруг бой, сменят они весла на луки и копья. Ниже транитов сидят зевгиты. А еще ниже – в душном трюме – таламиты. Строгий порядок на триере. Зорко бдит за всем триерарх. Из каюты его на корме хорошо видно все. Рядом – кормчий. Он – правая рука триерарха. Через офицеров команды раздает. Нужно – за матросами присмотрит и воинам-пехотинцам работу даст. Знает кормчий дорогу других лучше. Течения и ветров направления выучил наизусть.

Но вот и открытое море. Смотрит кормчий – ветер попутный. Дает команду паруса ставить. Радуются гребцы переходу дальнему. Отдохнуть можно, коль на смену веслам парус пришел.

Плывут милетяне день, плывут другой. На ночь триеры на берег вытаскивают. Стоянки разбивают да охрану выставляют. В устьях рек воду впрок запасают. А в путь с рассветом трогают.

Через много дней похода заметили, что утром солнце в глаза, а вечером за спиной садится.

– Значит, скоро Таврика, – сказал триерарх.

Прошло еще несколько дней, и приплыли они в Таврику – Тавриду. Очарованные, поднялись на палубу. Любуются зеленью леса, горами прибрежными.

Еще день плывут, второй плывут.

– Как прекрасна эта земля, – говорят один другому.

Хочется Якорь бросить да к берегу пристать побыстрее. А места открываются все краше и краше. Помнят греки завет кузнеца старого. Прогадать боятся. Из лучшего лучшее выбрать хотят. Тут, видят: горы невысокие к морю сбегают. Склоны зеленью кустистой поросли. Бухта широкая и удобная, от ветров укрытая.

Направили триеры к берегу. Глядит триерарх за борт – дивится. Вода, как девичья слеза, светлая да прозрачная. Не поймет кормчий – глубоко ли? Уж больно чиста вода в заливе.

Бросили лот в первый раз. Глубина чуть не десять метров. Решили дно проверить. Намазали лот жиром бараньим. Бросили во второй раз. Подняли. Диву даются – жира не видно. Весь лот серый-серый. Искрится на солнце мелкая галька, точно серебро. И решили, наконец, здесь Якорь бросить. Задумали – сделали.

С тех пор Якорь никто не видел. Может, и сейчас лежит он на дне морском?

А место это мореходы назвали Феодосия. Красивое имя, доброе. Значит оно «богом данная».

Уткнулись носы триер в гальку прибрежную. Спрыгнули матросы. Трап укрепили. Один за другим ступили милетцы на землю Тавриды. Разложили на берегу подарки богатые. Засвистели в раковины морские. Костры развели дымные.

Вскорости тавры появились. Кто конный, кто пеший. Щиплют лошади травку в леске у подножия горы. Подъезжать не спешат. Смотрят на пришельцев бородатые всадники. Видят, что с миром гости пожаловали. Один за другим подошли тавры ближе. Не торопясь приплыли другие. Слово за слово. Дня не прошло – договорились тавры с греками о мире. А еще позже поклялись никогда не поднимать оружие друг против друга.

С тех пор поселились греки под солнцем Тавриды. Счастливо зажили вдали от родного края. Только удивлялись – почему море зовут Негостеприимным. И стали звать его по-своему – Понт Евксинский. Значит это – Море Гостеприимное.

Так и повелось с той поры. Кто идет в море Черное с сердцем открытым, для того оно всегда ласковое и приветливое.

Текло время, росла Феодосия. Дома поднимались крепкие, каменные. В большинстве одноэтажные. Ну, а кто побогаче – в два этажа свой дом строил.

Старались мастеровые. Стены ровные из камня обтесанного. Крыши черепичные – никакой дождь не страшен. А для зимы холодной очаги каменные ставили. И что важное самое – договорились переселенцы в чистоте жить. Водостоки устроили нехитрые. Хоть дождь, хоть вода из дома грязная – все прочь уходит. Мусор тоже не залеживался. Что ни день, увозили его на свалки за город. Улицы и тротуары выложили галькой разноцветной да обломками посуды. Ходили горожане по городу своему чистому – радовались. Сами в порядке жили, детей к тому приучали.

Знали древние: в городе красивом и светлом и человек прекрасен будет. Какой город с лица, такой и житель его.

Центр города – акрополь, на холме высоком. Красивые здания облицованы мрамором. Самые нарядные – храмы. Назначение имели особое. В святилище не собирались молящиеся. Там, в небольшом зале, стояла статуя божества. Это был образ бога с лицом человека. Свет проникал только через дверь. Чарующий полумрак создавал настроение торжества.

Храмы, городскую площадь и театр обрамляли колонны. В их тени отдыхали горожане, устраивались лавочники и менялы.

Весь город дышал красотой. Среди самых уважаемых горожан – скульпторы и живописцы. Не могло быть иначе у народа, лелеявшего красоту земную. Не могло быть иначе на земле, где все дышало радостью жизни, сверкало красками юга.

Родителям на радость росли дети в любви к труду, наукам и спорту. Феодосийские юноши, а зачастую и девушки, занимались гимнастическими упражнениями. А мужчины мерились силами в борьбе и беге, кулачном бою и стрельбе из лука, метании диска и копья, состязаниях на колесницах. Построили для этого особые здания – гимнасии и палестры.